Северный полюс

На следующую ночь в 9 часов туман рассеялся, солнце выглянуло из-за туч, и, когда мы проходили мимо Пайер-Харбор на побережье Земли Элсмира, мы увидели ярко очерченный на фоне снега дом, где я провел зиму 1901–1902 годов. Вид его воскресил в моей памяти рой воспоминаний. Здесь, в Пайер-Харбор, с сентября 1900 по май 1901 года меня ждали на «Уиндварде» моя жена и маленькая дочь; из-за тяжелых ледовых условий корабль в тот год не мог ни пройти к Форт-Конгер в трехстах милях севернее, где я тогда находился, ни выйти на открытую воду к югу и вернуться домой. Весной 1901 года я был вынужден повернуть обратно от бухты Линкольн — истощение моих эскимосов и собак сделало невозможным бросок к полюсу. В Пайер-Харбор я встретил семью, в Пайер-Харбор простился с нею, полный решимости предпринять еще одну попытку достичь цели.

«Еще одно усилие», — сказал я в 1902 году, но дошел только до 84°17' северной широты.

«Еще одно усилие», — сказал я в 1905 году, но дошел только до 87°06' северной широты.

И вот теперь, 18 августа 1908 года, я снова в Пайер-Харбор и по-прежнему говорю: «Еще одно усилие». Только на этот раз я знал, что усилие будет последним, независимо от результата.

В 10 часов вечера мы прошли мимо пустынных, продуваемых всеми ветрами, истолченных льдом скал мыса Сабин, на котором история арктических исследований вписала одну из своих самых мрачных страниц: тут в 1884 году медленно умирали голодной смертью члены злополучной экспедиции Грили — из двадцати четырех человек удалось спасти только семь. Развалины грубой каменной хижины, построенной этими людьми в последний год их жизни, до сих пор видны на суровом северном берегу мыса в двух или трех милях от его оконечности. Совершенно не защищенное от жестоких северных ветров, закрытое с юга скалами от лучей солнца и осаждаемое паковым льдом, нагоняемым из бассейна Кейна с севера, — худшее место для зимовки трудно сыскать во всей Арктике.

Впервые я увидел это зимовье в августе 1896 года, во время слепящей пурги. Снег мел так густо, что уже на расстоянии нескольких ярдов ничего не было видно. Впечатления того дня никогда не изгладятся из моей памяти. Сердце мое сжималось от ужаса и скорби. Самое же печальное во всей этой истории было то, что катастрофа не была неотвратимой, ее можно было избежать. Мне и моим людям приходилось и мерзнуть, и голодать в Арктике, когда холод и голод были неизбежны. Однако ужасы мыса Сабин не были неизбежны. Они останутся несмываемым пятном в анналах американских исследований в Арктике.

Севернее мыса Сабин было так много открытой воды, что мы хотели воспользоваться южным ветром и поставить рейковый парус, но немного погодя лед появился вновь, и нам пришлось отказаться от своего намерения. Примерно в 60 милях к северу от Эта, у мыса Виктория, мы намертво стали в паковом льду. Вынужденная стоянка продолжалась несколько часов, и мы использовали это время, чтобы наполнить цистерны льдом с ледяного поля.

К вечеру следующего дня подул сильный южный ветер, и мы стали медленно дрейфовать на север вместе со льдом. Через несколько часов под действием ветра во льду появились разводья, и мы повернули на запад, по направлению к суше. Над палубой летела водяная пыль, и один эскимос сказал, что это дьявол плюет на нас. Через несколько миль мы наткнулись на сплоченный лед и снова остановились.

Доктор Гудсел, Макмиллан и Боруп укладывали в шлюпки продовольствие и медикаменты на случай аварии. Если бы «Рузвельт» был раздавлен льдами и начал тонуть, мы бы в мгновение ока спустили на воду шлюпки, снабженные всем необходимым, и вернулись в страну эскимосов, а оттуда — в цивилизованный мир на каком-нибудь китобойном судне или на корабле, который Арктический клуб Пири должен был выслать к нам с углем в будущем году. Разумеется, это означало бы провал всех наших планов.

В каждый из шести вельботов было уложено: ящик с двенадцатью 6-фунтовыми банками пеммикана, две 25-фунтовые банки сухарей, две 5-фунтовые банки сахара, несколько фунтов кофе и несколько банок сгущенного молока, керосинка и пять банок керосина по галлону каждая, винтовка с сотней патронов и дробовик с полсотней зарядов, спички, топор, ножи, нож для вскрытия банок, соль, иголки и нитки, а из медикаментов: кетгут [59] и хирургические иглы, бинты и вата, хинин, танин, марля, жидкая мазь для пластырей, борная кислота и антисептический порошок для присыпки ран.

Лодки с полным комплектом весел, мачт, парусов и прочего были подвешены на шлюпбалках; продовольствия на них должно было хватить на неделю или на десять дней. При отплытии из Эта основные продукты питания, такие, как чай, кофе, сахар, пеммикан и сухари, а также керосин мы сложили на палубе у бортов, чтобы их можно было немедленно сбросить на лед, в случае если судно будет раздавлено.