Северный пламень

Несчастливый для Кмитичей и Потоцких год отметился и еще одной неприятностью — уже для всей Литвы: король Речи Посполитой Ян Собесский, потеряв всех своих друзей и более слушая лишь одну стервозную и истеричную жену да польских царедворцев, еще лет десять назад собиравшийся отстоять независимость Великого Княжества Литовского, не сделал ровным счетом ничего для этого… Равнодушно взирал он, как польские католики выдворяли из страны ариан либо заставляли их переходить в католицизм. На этом протестантском течении некогда знаменитого Сымона Будного, пользуясь его малой распространенностью и слабостью ребенка, поляки отыгрались за войну с Карлом Густавом сполна, хотя именно сами благодаря Радзейовским притащили шведского короля в Польшу со всем его наемным войском… Хотели нового короля вместо Яна Казимира, а получили войну с многочисленными немцами, венграми, румынами и шведами, как и с собственными соотечественниками. Но за все ответили беззащитные польские и литвинские ариане. И уж не было ни Богуслава Радзивилла, ни его кузена Михала Казимира или же Самуэля Кмитича, чтобы сказать «вето» на сейме в адрес «избивающих» слабых…

Оставшись одним от тайного политического союза, «сильный и добрый король» Ян III Собесский уже ничего не предпринимал из того, что планировали Самуэль Кмитич с Михалом и Богуславом Радзивиллами. Или не мог, или уже не хотел сам. И некому было прийти и сказать: «Янка! Не дури! Встряхнись! Мы же так хотели полностью отделить Княжество от Польши!» Увы, таковых людей, кто бы сказал все это Яну Собесскому, не осталось более на всем белом свете…

Кароль Станислав, впрочем, знал про тайный заговор. Отец ему рассказал об этом буквально за полгода до смерти, словно предчувствуя свой скорый уход. Однако больше всего в Собесском нового хозяина Несвижского замка тревожило то, что король объявил войну дочери Богуслава Радзивилла горячо любимой и уважаемой Каролем Людвике Каролине, объявил войну из-за сорвавшейся женитьбы на ней своего сына Якуба. Так, верно, Людвика подписала такой контракт, что выйдет за Якуба и тому, соответственно, перейдут богатые радзивилловские маентки и фольварки, но подписала под давлением, сердцем явно не желая выходить за недалекого королевича с его тупыми шутками. Но потом девушка в тайне обручилась с другим женихом — с прусским князем Карлом Филиппом, и вышла за него. Скандал? Так! Но вступились всесильные Сапеги. Они обещали защитить права панны Людвики в сенате и даже применить собственные войска, если король воспротивится. За это великий гетман литовский Казимир Ян Сапега получил от Людвики шестьдесят тысяч талеров. На заседания сейма Ян Сапега заявлялся неизменно в окружении такого многочисленного воинства, что могло показаться, что литвинский магнат собрался не на сейм, а на войну. И такой психологический ход действовал. Мало кто желал спорить с Сапегами.

Собесский скрипел зубами от злости. Похоже, он проигрывал поединок Сапегам. Те уже раз вставили палку в королевские колеса, заблокировав на сейме предложение о наследовании престола сыном Яна Якубом. При вынесении этого вопроса со своего места встал человек Сапеги виленский хорунжий Домбровский и крикнул:

— Вето!

И когда к Домбровскому кто-то бросился с обнаженной саблей, то тому навстречу ощетинились острые клинки людей Сапеги… Кровопролития удалось избежать, до драки дело не дошло, но «хотинский лев» Ян Собесский прикусил-таки губу.

— Что творит эта негодница Людвика! — жаловался Собесский, сидя перед племянником Каролем Станиславом, похожий на огромного обиженного медведя, уткнув увесистые кулаки в круглые колени. Его медового цвета усы, ничуть не поседевшие к его уже почти шести десяткам годов, обиженно свисали над двойным подбородком.

— Дураком меня выставила на всю страну! Меня! Короля и великого князя! Сына моего, как холопа хамского, вокруг пальца обвела! Променяла на немчуру какого-то! Кого променяла?! Королевича! Княжича великого!

— Ну, Якуб еще не наследник престола, — уклончиво отвечал Кароль… Он кивал, соглашался с доводами своего родного дяди, но сердцем все равно был на стороне дочери блистательного Богуслава Радзивилла, рассказов о котором в изобилии наслушался еще в детстве от своего отца. Знал Кароль, что его отец в юности страстно любил мать Людвики, умершую слишком рано, через месяц после родов, да и сам Кароль с большим уважением и симпатией относился к Людвике. Они были почти ровесниками — Каролю двадцать два, а Людвика всего на два года старше, и оба тепло общались и дружили, вместе смеялись над недалеким Якубом, и юный Радзивилл не видел смысла в браке Людвики с Собесским.