Читаем Северный крест полностью

Грузовик взревел мотором и, взяв с места хорошую скорость, понёсся по улице, с ветром проскочил мимо Мити, на перекрёстке свернул в проулок и исчез.

Аня проводила грузовик взглядом, Митю не заметила и медленной походкой двинулась по тротуару к перекрёстку. Всё ближе и ближе к Мите.

Неожиданно Митя подумал о том, что ему страшно за Аню — судя по тому, как ею командовал этот посольский деятель со строгим свинцовым лицом, она находится в беде, и ей требуется помощь... Его помощь, Мити Глотова, мужчины. Он вспомнил о том, что не раз в канцелярии Миллера слышал тихие, опасливым шепотком произнесённые странные слова «Рука Москвы»; разговоры эти, про «руку», в последнее время окрепли, слова эти странные стали произносить всё чаще и чаще.

Митя кинулся навстречу Ане и разом запыхался — сердце забилось в висках громко и больно. Он хотел было остановиться, перевести дыхание, но вместо этого ещё более ускорил шаг и очень быстро очутился рядом с Аней.

   — Аня! — выкрикнул он, ощутил, что крик застрял у него в горле, прилип к языку, воздух не замедлил забить глотку. — Аня!

Девушка глянула на него испуганно и одновременно враждебно, остановилась, откинула голову назад, словно бы хотела рассмотреть Митю повнимательнее.

   — Что?

   — Анечка! — произнёс он надорванно, закашлялся. Поймал взгляд суженой, заметил в нём жёсткие огоньки, будто внутри, в самих глазах, заполыхал недобрый костёр, и почувствовал, как у него по коже поползли холодные, с колючими неприятными лапками мурашики.

   — Что? — В Анином голосе зазвенел металл.

Митя засек его, но решил не обращать внимания — так будет лучше. Он нутром, сердцем своим чуял: Аня угодила в беду, ей надо помочь и всякие там мелочи, нюансы — это дело второстепенное, третьестепенное. Главное — она, Анечка Бойченко, и он...

   — Я тебя видел с этим страшным человеком, — частя, проглатывая буквы, произнёс он. — Берегись его!

На Анином лице расцвела ослепительная улыбка, она мигом преобразила облик этой хмурой, загадочной, так и не познанной Митей до конца девушки, сделала милым, каким-то беззащитным... Аня взяла Митю под руку:

   — Расскажи, расскажи, пожалуйста, где ты меня и с кем видел? — попросила Аня.

Митя несколькими точными словами — журналистика научила экономить слова и выражаться ёмко, учитывая знаменитую формулу «Краткость — сестра таланта» (правда, у этой формулы есть продолжение «но тёща гонорара»), — рассказал. Аня теснее прижала его локоть к своему боку и с нервным смешком поинтересовалась:

   — Уж не приревновал ли ты меня?

   — Ни в коем разе. Такое чувство, как ревность, мне неведомо.

   — Жаль! — только и сказала Аня.

   — Вуаля! — Митя печально усмехнулся.

У французов, как успел заметить Глотов, есть два любимых слова — «вуаля» и «алер». «Алер» — в переводе на русский — «значит», «вуаля» — «вот». Всякий ответ на любой, даже самый непростой вопрос французы начинают со слова «алер», заканчивают же пресловутым «вуаля». У этого слова есть не менее сотни разных психологических оттенков — и радость, и досада, и неверие, и восхищение, и жалость, и восторг, и удовлетворение, и любовь, и злость, и ирония, и нетерпение, и испуг. Специалисты вообще считают, что сотня оттенков — это мало, слово это имеет несколько сотен оттенков — едва приметных, нежнейших, с лёгкими переходами от одного психологического тона к другому.

   — Вуаля! — Аня тоже усмехнулась. — Я хочу есть.

   — Пошли в «Ле Аль», — предложил Митя.

   — В «Ле Аль» ещё рано, — с сомнением произнесла Аня, — туда ранее десяти часов вечера вообще нет смысла ходить.

«Ле Аль» или, иначе говоря, «Чрево Парижа» — огромный привоз, куда ночью стекаются деликатесы со всего мира — пряности из Индии, авокадо из Марокко, манго из Танганьики, баранина из Арса, маслины из Александрии, лангусты из Австралии, сардины из Португалии, сельдь из Исландии, говядина из Испании, осьминоги из Египта, ананасы из Сингапура, икра из России, виноград из Шампани, сыр из Руана — эта огромная машина шумно вздыхала, отпускала и принимала товары, шевелилась, работала только ночью. И именно из ресторанов сюда приезжали повара и прочие специалисты по ублажению желудка, закупали тут наисвежайшие продукты — они хорошо знали, что вчерашнюю тухлятину здесь не продадут, на громоздких трофейных «Магирусах» прибывали приказчики из модных гастрономов, а на хозяйских шестицилиндровых «Паккардах»-кабриолетах — лакеи с длинными списками — купить то-то и то-то...

Днём же «Ле Аль» спал, поскольку ночью ему опять предстояло работать.

   — Таверна «Пье де Кошон» работает и днём, — сказал Митя. — Там подают роскошный луковый суп. Очень недорогой, между прочим.

   — Ладно, поехали в «Пье де Кошон», — согласилась Аня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Русского Севера

Осударева дорога
Осударева дорога

Еще при Петре Великом был задуман водный путь, соединяющий два моря — Белое и Балтийское. Среди дремучих лесов Карелии царь приказал прорубить просеку и протащить волоком посуху суда. В народе так и осталось с тех пор название — Осударева дорога. Михаил Пришвин видел ее незарастающий след и услышал это название во время своего путешествия по Северу. Но вот наступило новое время. Пришли новые люди и стали рыть по старому следу великий водный путь… В книгу также включено одно из самых поэтичных произведений Михаила Пришвина, его «лебединая песня» — повесть-сказка «Корабельная чаща». По словам К.А. Федина, «Корабельная чаща» вобрала в себя все качества, какими обладал Пришвин издавна, все искусство, которое выработал, приобрел он на своем пути, и повесть стала в своем роде кристаллизованной пришвинской прозой еще небывалой насыщенности, объединенной сквозной для произведений Пришвина темой поисков «правды истинной» как о природе, так и о человеке.

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза
Северный крест
Северный крест

История Северной армии и ее роль в Гражданской войне практически не освещены в российской литературе. Катастрофически мало написано и о генерале Е.К. Миллере, а ведь он не только командовал этой армией, но и был Верховным правителем Северного края, который являлся, как известно, "государством в государстве", выпускавшим даже собственные деньги. Именно генерал Миллер возглавлял и крупнейший белогвардейский центр - Русский общевоинский союз (РОВС), борьбе с которым органы контрразведки Советской страны отдали немало времени и сил… О хитросплетениях событий того сложного времени рассказывает в своем романе, открывающем новую серию "Проза Русского Севера", Валерий Поволяев, известный российский прозаик, лауреат Государственной премии РФ им. Г.К. Жукова.

Валерий Дмитриевич Поволяев

Историческая проза
В краю непуганых птиц
В краю непуганых птиц

Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке". За эту книгу Пришвин был избран в действительные члены Географического общества, возглавляемого знаменитым путешественником Семеновым-Тян-Шанским. В 1907 году новое путешествие на Север и новая книга "За волшебным колобком". В дореволюционной критике о ней писали так: "Эта книга - яркое художественное произведение… Что такая книга могла остаться малоизвестной - один из курьезов нашей литературной жизни".

Михаил Михайлович Пришвин

Русская классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза