Северный крест

   — Он собрался написать книгу о своей фамилии, о генеалогическом древе, о предках, о том, как они воевали, как служили царю, о родовом поместье и так далее. Но в делах литературных он смыслит не больше, чем, скажем, в науке о землетрясениях, поэтому я обещал ему помочь.

   — Хорошее дело, — одобрила Аня, — всё лучше, чем ловить тараканов в офицерских меблирашках или ковыряться в моторе такси.

Митя вновь перехватил Анину руку, поднёс пальцы к губам, поцеловал.

   — Пальцы твои пахнут хорошим русским вином, — сказал он, — из голицынских подвалов. — Вино «Слёзы Христа», которое любил царь, имеет вкус мёда.

   — Так мы и пьём вино.

   — Французское вино, но не русское.

   — У всякого вина — основа одна: винная ягода, поэтому, Митя, что французское вино, что русское...

   — Ох, и упрямая же ты, Ань! У тебя мужской характер.

Аня улыбнулась, улыбка её была смущённой, какой-то заторможенной.

   — Такой меня сделала война, — сказала она, — если не иметь мужского характера — можно легко погибнуть... Женщины, не имеющие мужского характера, обречены.

Вместо ответа Митя отрицательно покачал головой, опять поднёс к губам её пальцы.

   — Что, ты не согласен? — удивилась Аня.

   — Не согласен. Женщина должна оставаться женщиной даже на войне, иначе на вымирание будет обречён весь мир.

   — Ты тоже упрямый.

   — А как же! Я всё-таки мужчина.

   — Вот и нашла коса на камень... — Аня рассмеялась.

   — Но когда надо, я бываю покладистым, — с жаром воскликнул Митя, прижал руки к груди. — Я — хороший!

   — Это ещё надо проверить, — продолжала смеяться Аня.

   — Разве моего слова — слова дворянина — недостаточно?

   — Недостаточно.

Митя выпил залпом бокал вина, пальцами подбил усы — это был залихватский жест, свидетельствовавший о мужской независимости, — и налил себе ещё вина.

   — Вино — не вода, — сказал он, — жажду не утоляет, — сделал несколько глотков из бокала и поставил его на стол. — Анечка! — Взгляд его стал умоляющим. — Выходи за меня замуж. Пожалуйста! — Митя молитвенно сложил ладони вместе, посмотрел вверх, в потолок. — Пожалуйста, дай положительный ответ!

У Ани дрогнули и приподнялись уголки рта, она отогнула рукав изящного, сшитого из тонкой кожи пиджака, глянула на небольшую серебряную луковку, притороченную к ремешку, — наручные часы.

Митя невольно приподнялся на стуле — ему хотелось побольше побыть с Аней, но, видимо, из этого ничего не получится.

   — Ты спешишь?

   — К сожалению, мне поручили провести одну встречу.

   — Отменить её нельзя?

Аня покачала головой.

   — Если бы можно было отменить, я бы отменила.

   — А где ответ на мой вопрос, Аня?

Аня коснулась рукой Митиной щеки.

   — Чуть позже... Ладно?

* * *

Через сорок минут Аня Бойченко уже сидела в другом ресторане — небольшом, уютном, тихом. Таких «местечковых» ресторанов в ту пору в Париже развелось полным-полно — именно «местечковых», потому что жители окрестных кварталов считали их своими и охотно ходили в них, а по воскресеньям — целыми семьями...

Чужих людей в таких ресторанах почти не бывало, здесь они — редкость, исключение из правил. Гость — прибывший из Москвы посланец, только что повстречавшийся с Плевицкой и Скоблиным, — скользнул рассеянным взглядом по пространству ресторана, задержался на одном из столиков, за которым сидел обрюзгший нетрезвый мужчина, губы у гостя дрогнули — алкоголики, оказывается, водятся не только в России, — похвалил Аню:

   — Вы выбрали хорошее место для встречи.

   — Я старалась, — сухо, совершенно бесстрастно произнесла Аня. — Хотя у меня, простите, нет денег, чтобы угостить вас.

   — Это не проблема, — проговорил гость, стараясь, чтобы голос его звучал как можно мягче, — я позабочусь об угощении.

   — Не заказывайте только обильной еды, — попросила Аня, — кофе, и этого будет достаточно.

Гость сделал рукой широкий жест, будто он сам Гарун-аль-Рашид[42], решивший приобрести где-нибудь в Африке алмазные копи.

   — Честно говоря, мне захотелось есть, — сказал он. — Хотя я недавно из-за стола... Но Париж — такой город, где всё время хочется есть. Много раз ловил себя на этом...

   — Да, Париж — город изысканной еды.

Подошёл официант.

   — Помогите мне справиться с меню, — попросил гость.

Он заказал себе седло барашка с артишоками, молодое домашнее вино, козий сыр, которого никто раньше не пробовал, и разной кулинарной мелочи — тарталеток с паштетами, грибами и рыбой. Когда официант удалился, гость нагнулся к Ане:

   — В Москве решили, что генералу Миллеру пора давать показания на Лубянке.

   — Это надо было сделать давно, — спокойным сухим тоном отозвалась Аня, — хотя Миллер — не самый большой пакостник из числа эмигрантов.

   — Многие так говорят. Но не я решаю, кого казнить, а кого миловать.

   — Когда состоится акция? — спросила Аня.

   — Это мы сообщим. Скорее всего... в общем, я сообщу. — Гость улыбнулся лучезарно. — Я остаюсь в Париже для координации действий. Произойдёт это в ближайшие месяц-полтора...