Северная Аврора

Хаджи-Мурат носил очки, но даже стекла не могли скрыть соколиного блеска его глаз. Большой жизненный опыт и природный ум ощущались и в его взгляде и в выражении его худощавого загорелого лица с узкими, миндалевидными желто-карими глазами.

Сели за стол. Фролов вежливо попросил Хаджи-Мурата поподробнее рассказать о себе.

Горец улыбнулся, показав прокуренные, желтые длинные зубы, и заговорил. Голос у него был гортанный и немного резкий. По-русски он говорил почти свободно.

Хаджи-Мурат не спеша рассказал комиссару о горном ауле, где родился, о крестьянине-отце, о притеснениях царской полиции, которая угнетала и отца и его самого. Тогда он был юношей и, по его словам, обличал купца-князя, мерзавца-пристава и хитрого муллу.

- Еще в те времена мы с отцом искали правду и верили, что она есть... с улыбкой добавил Хаджи-Мурат.

Все с тем же задумчивым и спокойным видом он рассказал, как заступился за своих односельчан, как в столкновении с приставом ранил его и после этого принужден был бежать на греческой шхуне.

- В Испанию попал... Потом уехал в Америку... Языку научился, жил в Вашингтоне, в Сан-Франциско, работал на постройке железной дороги, на заводе... В Клондайке был... Все счастье, правду искал... И ничего не нашел. Все там ложь, обман. Там, как нигде, золото царствует. Там страшно жить, комиссар. Я соскучился и вернулся на родину. Враги мои умерли. Тут началась война, меня взяли.

- Много воевал? - спросил его Фролов.

- Много. Был в дивизии у генерала Крымова... И когда пришла революция, я говорил: идет правда. Но я тогда не понимал большевиков. И генерал Крымов повел нас в Петроград.

- Тогда был корниловский мятеж, - сказал Фролов.

- Да, корниловский... Я был в Гатчине. Матросы-большевики из Кронштадта пришли к нам. "Матросы говорят правду, джигиты, - сказал я. - Нам надо убить генерала Крымова, врага революции". Но нам не удалось его убить. Он сам потом убил себя. Мы приехали... весь эскадрон... в Петроград. Керенский позвал меня в Зимний. Я пришел, положил руку на кинжал и сказал: "Ты враг революции... Зачем ты позвал меня?" "Я друг революции, - сказал он. - Служи мне". "Нет! - я сказал. - Ты подлец, изменник... Ты врешь!" Я плюнул. Он хотел меня арестовать. Кругом стояли люди... офицеры его... Но они боялись меня. И я ушел. Я уехал к матросам в Кронштадт. А потом я услышал Ленина и полюбил его. Это в Петрограде. И еще был я в штурме Зимнего...

- Дрался в Октябрьскую ночь?

- Да, вместе с моими джигитами. Хаджи-Мурат вынул из кармана шаровар щепотку махорки и, заправив ею кривую маленькую трубочку, закурил.

- Я большевик.

Фролов с интересом смотрел на горца.

- Начальники в Петрограде сказали мне, - продолжал горец, - "Ты будешь комиссар в кавалерии". Я сказал: "Нет, не буду. Я плохо знаю русскую грамоту".

- Да, много ты повидал в жизни... Ну, что же, Хаджи-Мурат, займемся делом, а то время идет. - И, вынув из планшета карту, Фролов показал Хаджи-Мурату на один из ее участков и объяснил предстоящую операцию.

- В эту деревню? - сказал горец, выслушав все. - Знаю... Это можно. Ротный мне тоже говорил вчера... Я ждал тебя. В набег ночью надо... Да?

- Да, надо... Там у американцев зимние укрепления. Штаб! Хорошо бы застигнуть их врасплох. Погнать их, чтобы чувствовали... Понял? Это должен быть лихой набег! Сколько тебе нужно людей, кроме твоих?

- Двадцать пять стрелков дашь? - спросил Хаджи -Мурат. - Ну, тридцать...

Фролов рассмеялся.

- Да ведь у них в двадцать раз больше. Возьми хоть роту.

- Не надо. Моих джигитов двадцать пять. Два пулемета дай. И все. Хватит...

Комиссар невольно улыбнулся:

- Обдумай прежде. Смотри! А вдруг не управишься?

- Сделаю! Ты не беспокойся, - сказал Дзарахохов. - Народ больше, хлопот больше. А мы по-кавказски... Хороший набег будет.

На этом и порешили.

Изба, в которой остановился Фролов, была большая, в два этажа да еще с чердаком. Раньше она принадлежала приказчику вологодской лесной фирмы. Осенью приказчик сбежал к белым в Архангельск. Теперь в этой избе жили семьи председателя комбеда Петра Крайнева и его соседа - старика Егора Ивановича Селезнева.

В селе перекликались петухи. Начиналось утро. В избу вошел невысокого роста сухопарый человек в солдатской куртке и суконной ушанке. Он назвался Петром Крайневым. Узнав, что перед ним комиссар Фролов, он обрадовался и сразу захлопотал:

- Поесть надо чего-нибудь! Такие гости... Фролов стал отказываться от угощения, но хозяин настоял на своем.

На столе появились глиняные чашки с картошкой, сметаной и крошечными солеными рыжиками.

- Носочки! Так зовутся... Бабы их босыми ногами во мху нащупывают! смеясь говорил Крайнев. - Их не видать... Босиком надо ходить за ними. Кушайте, милости прошу.

За завтраком Фролов завел разговор о деле, из-за которого приехал. Тем временем в избу один за другим входили крестьяне и рассаживались у стены, на лавке.

Завязалась беседа. Фролов расспрашивал т хозяйстве. Крестьяне благодарили комиссара, говоря, что жаловаться сейчас не приходится, не такое время, и, в свою очередь, интересовались делами на фронте.