Драккар легко скользил по поверхности бурного Северного моря, ведомый попутным ветром, наполняющим парус. Солнечные лучи играли на волнах, заставляя воду сиять как золото. В воздухе витал свежий солоноватый запах океана. Только пронзительные крики чаек нарушали зачарованное спокойствие, царящее на корабле.
Норд впервые плыл по морю, и острый щемящий восторг наполнял его душу. Мощь судна, врезающегося в толщу воды, дрожью передавалась его телу и разливалась по жилам жидким огнем. Синий простор теперь казался Норду не бескрайней пустыней, а безграничной свободой, бесчисленным количеством возможностей и путей, по которым можно пустить свою судьбу. Он больше не чувствовал трепета пред стихией – он был властелином, всемогущим повелителем.
- Нравится? – с лукавой улыбкой спросил привычный к морским путешествиям Торвальд.
- Это… - задыхаясь, выпалил Норд, - это непередаваемо! Я… Господи, Торвальд! Это… это… - Норд замолчал, не в силах подобрать слова. Зато Торвальд прекрасно понимал, что его друг хотел выразить.
- Это – жизнь. Жизнь, Норд.
- Жизнь, - эхом вторил Норд.
- Вот погоди, - задорно улыбнулся викинг, - мы потом, когда на север отправимся, в открытое море выйдем. Туда, где нет берегов. Только небо и вода.
Норд закрыл глаза и представил себя точкой, песчинкой среди вечной синевы. Но не ужас заполнил его сознание, а счастье. Чистое и простое. Счастье от того, что не будет больше угрозы рабства, не будет страха.
Неожиданная мысль резко вернула Норду привычное практичное мышление. На Торвальда-то ошейник уже одели. И он до сих пор на нем. Тонкая полоска металла, отличающая свободного человека от бесправного раба. Скосив глаза, Норд заметил, что шею Торвальда закрывает свободно обмотанный кусок ткани. Задумавшись, Норд вспомнил, что так было, еще когда он принес лекарственные коренья. Значит, Торвальд скрывает свое положение от викингов на корабле. Развернувшись и придвинувшись ближе, Норд сквозь материю дотронулся до ошейника. Торвальд нахмурился, мотнул головой и вопросительно выгнул бровь.
- Это опасно?
Торвальд отстранился и сосредоточенно посмотрел вдаль. Вздохнул и пожал плечами.
- Кто-нибудь видел?
Торвальд покачал головой, на несколько мгновений прикрыл глаза и, повернувшись к Норду, беззаботно улыбнулся. Что ж, его право. Норд понимал, что Торвальд гораздо лучше него разбирается в обычаях и нраве викингов, поэтому решил не лезть.
- Куда мы плывем?
- Они хотят догнать армию Трюггвасона. Олаф вроде собирался напасть на Ипсо… Ипсу… - Торвальд запутался в непривычном труднопроизносимом сочетании звуков.
- Ипсуич?
- Да.
- Сколько же у них воинов? Ипсуич – не деревенька. Это большой город. Порт.
- Много. Сколь я понял из рассказов Херьольва, там так много воинов, что я и посчитать не в силах. У них столько кораблей, сколько пальцев на руках трех человек или даже больше. А на драккаре может плыть по шесть-восемь рук людей.
- Они… новая Великая армия*? Этот ваш Олаф хочет возродить Данелаг**? – ужаснулся Норд.
- Нет. Ему просто нужны деньги. И не ему одному. Поэтому столькие пошли за ним.
- Значит, плывем в Ипсуич?
- Ну, пока туда. Правда, я сомневаюсь, что мы его там застанем. Но, наверняка узнаем, куда все двинулись дальше.
- Торвальд! – позвал Ингольв, которого Норд для себя определил, как второго по значимости в команде, - ветер ослаб. Херьольв скомандовал садиться на весла. Снадобье твоего друга, конечно, недурно помогло, но, все же, многие еще слабы. Так что давай, помогай.
Торвальд усмехнулся, подмигнул Норду и, оставив его на носу, потихоньку пошел искать место среди гребцов.
Ипсуич представлял собой жуткую картину. Развороченный, выпотрошенный город встретил команду Херьольва снесенными воротами и пустынными улицами. Двери домов были сорваны с петель, а на местах многих жилищ тоскливо чернели пепелища со стелющейся дымкой.
Норду казалось, что он лицезреет результат несчастного случая. Как, например, тогда, когда при починке крыши на одного из рабов деда упало бревно. Бедняге перебило хребет, и он долго дергался и хрипел. Вокруг расползалось багровое пятно крови, лицо несчастного постепенно бледнело, а во взгляде горело ледяное пламя смерти. Постепенно его глаза потускнели, подернулись пеленой забытья, и, издав последний полузадушенный стон, раб скончался. А Норд еще долго стоял и смотрел на тело невольника. Смерть заворожила его. То, с какой легкостью жизнь покинула тело, пугало и восхищало одновременно. Вид худого, грязного, изломанного тела вызывал отвращение и трепет. Казалось бы, надо отвернуться, спрятаться, не видеть, забыть. Но нет сил отвести взгляд.
Так было и с Ипсуичем. Норд смотрел вокруг широко распахнутыми глазами. Каждый вдох давался с трудом, потому что августовский воздух казался обжигающе-холодным, стылым. Словно во сне, Норд протянул руку и провел по обуглившийся стене. На кончиках пальцев остались темные пятна золы. Неверяще глядя на них, Норд пошел дальше, по-прежнему держа ладонь перед собой.
Когда на плечо Норда легла тяжелая рука, по его телу прошла волна дрожи.