Северяне

– О боги! – всплеснула руками княжна. – Так, значит… значит, этот волхв и был Олексич? Он все-таки вернулся на родную землю?

Конюший задержал на девушке пристальный, уже потеплевший взгляд, затем поднял руку и жесткой ладонью тихо погладил пышноволосую голову Черной.

– Ты, княжна, часом, не слыхала от заезжих торговых гостей, как умирают слоны?

– Нет, – удивленно отозвалась Черная, – не слыхала. Какие слоны?

– А вот что, дети мои, за морем рассказывают о них, – ответил старик, обращаясь уже к обоим, к сыну и княжне. – Слоны, говорят, всю жизнь бродят по лесам, а умирать идут туда, где умирали их предки. Вот так и люди… Блуждают по миру. Одни гоняются за славой, другие за богатством, третьи за красой. Но в конце концов в родимый край несут свои косточки.

– Это уж тогда, когда развеются по ветру все надежды и погаснет в сердце огонь? – недобро усмехнулся Всеволод.

– Бывает, что и так, – согласился конюший.

– Но земле, земле-то какая от них польза? Зачем принимает она их, выдохшихся, ослабевших духом?

– Зачем? – переспросил Осмомысл. – А затем, чтоб другие не спешили идти по ихнему пути. В жизни, сын мой, как на охоте: одна неудача учит больше, чем сотня не замеченных на радостях удач…

XIV. НОВЫЕ ТРЕВОГИ

Однажды, возвращаясь из ночного объезда по пастбищам, Осмомысл увидел неподалеку от своей усадьбы Сокола и насторожился. Княжна не поехала на охоту? Такая бесстрашная, всегда готовая к опасной гонке за зверем, к рискованным облавам, и не поехала? Но почему? Захворала или, может, недовольна Всеволодом?

Он тронул шпорами коня и поспешил к дому. Не зная отчего, вдруг ощутил тревогу за княжну. С чего бы, кажется? И с каких пор стал о ней тревожиться? Сейчас девушка в безопасности, берегут и уважают ее здесь…

Дома еще больше обеспокоился старик. На зов Черная долго не откликалась, а когда он отважился открыть дверь светлицы, увидел, что княжна плачет, уткнувшись лицом в подушку.

Конюший растерялся. Что делать? Давно уж не приходилось ему утешать плачущую женщину. За двадцать лет одинокой жизни в лесной чаще разучился обращаться с ними, не знает, как и подойти к ним. А тут еще не просто девушка – княжеская дочь… Он долго молчал, переминаясь с ноги на ногу, потом решился:

– Обидели тебя, княжна, или прослышала о беде какой? – Не дождавшись ответа, продолжал: – Может, из Чернигова пришли недобрые вести?

Девушка всхлипывала, кутаясь в покрывало.

«Что же стряслось?» – горестно думал конюший. Он тяжело опустился на колоду, лежавшую у открытых в светлицу дверей.

Приключилось несчастье? Но какое? Не решаясь вновь заговорить, он поглядывал на Черную из-под нахмуренных бровей.

Наконец она затихла, подняла с подушки заплаканное лицо.

– Так что же тут у вас стряслось? Почему так горько плачешь?

Княжна судорожно вздохнула:

– Мне – домой пора, – тихо отозвалась она. – Я боюсь за отца. Ведь он не знает, куда я подевалась. Ищет и горюет, не спит ночами, страдает мой батюшка, – снова заплакала девушка.

Осмомысл застыл, пораженный ее словами. Да не ослышался ли он? Ведь это значит, что она хочет домой, в княжий терем, туда, где ждет ее отец, чтобы отдать хозарам, в жены хозарскому кагану! Да ведь она оттого и бежала в леса… Осмомысл даже испугался.

Заметались в голове недобрые мысли; неужели уедет отсюда Черная? И отдаст себя в руки хозар? А Всеволод? А князь? Так и не отомстит он князю? Уйдет от заслуженной мести недруг проклятый?

Черная поднялась, подошла к старику, уселась рядом с ним и стала рассказывать, как погибла ее матушка, как скорбит по ней отец, как горестно его одиночество. А она, Черная, обидела отца, потом пожалела об этом. Но когда настала решающая минута, снова не поверила ему и тайно бежала в леса. Одного оставила его в печали и тоске да и в тревоге за дочь…

Она говорила долго, и слезы застилали ее глаза, а Осмомысл смотрел на грустное лицо девушки и не знал, как быть. Хотел возразить ей, но не смел, не знал, как это сделать. Чувствовал, что болит его сердце за горемычную сироту, которой грозит тяжкая доля в далекой Хозарии.

Но он не подал виду, встал с колоды, проговорил тихо и медленно:

– Ты не спеши, дитятко, скоро вернется Всеволод, посоветуемся. Может, сначала его пошлем в Чернигов, пусть разузнает, гостят ли в княжьем тереме хозары или рыщут по дорогам… А там видно будет. Если захочешь, то и отцу дадим знать, что ты жива, здорова.

Не уверен был старик, что сделает именно так. Но нужно было что-то сказать, успокоить, обнадежить девушку, задержать ее здесь. Хоть ненадолго, но задержать…

На подворье не мог себе места найти Осмомысл. Беспокойные думы, как злое наваждение, неотвязно следовали за ним, не давали забыться. Наконец пошел к лесной опушке, к своему любимцу – огромному тысячелетнему дубу. Сел под густыми, развесистыми ветвями и задумался, глядя на зеленое пастбище, сверкавшее яркими росами в это погожее раннее утро.