Север и Юг

Маргарет сама приготовила чай, чем обидела Диксон, которая после смерти своей хозяйки стала очень ревнивой и раздражительной. Но Марта, как и все, кто общался с Маргарет, даже сама Диксон, рада была исполнить любое желание молодой хозяйки. И готовность Марты, и добрая снисходительность Маргарет вскоре заставили Диксон устыдиться своей обиды.

— Я никак в толк не возьму, почему, с тех пор как мы приехали в Милтон, хозяин и вы должны просить простолюдинов подниматься наверх. Бедняки в Хелстоне никогда не поднимались выше кухни, и, доложу вам, они почитали для себя честью находиться там.

Хиггинс не мог решиться заговорить, пока в комнате была Маргарет. Когда она спустилась на кухню, Николас подошел к двери и убедился, что она закрыта. Затем он, собравшись с духом, обратился к мистеру Хейлу.

— Хозяин, — сказал он, — вы не догадаетесь, куда я сегодня ходил весь день. Особенно если вы помните наш вчерашний разговор. Я искал работу. Я сказал себе, что буду вежливым и позволю им говорить все, что угодно. Я придержу свой язык и смолчу, ничего не стану отвечать. Ради того человека… вы понимаете. — Он ткнул пальцем куда-то в сторону.

— Нет, не понимаю, — ответил мистер Хейл, видя, что Хиггинс ждет какого-то одобрения, но он не понимал, о каком «том человеке» идет речь.

— Тот парень, что лежит там, — сказал Николас, опять сделав резкое движение рукой. — Он пошел и утопился, бедняга! Я не думал, что у него хватит духу лежать неподвижно и позволить воде заливать его, пока он не умрет. Ну, этот Баучер, понимаете.

— Да, теперь понимаю, — ответил мистер Хейл. — Вернитесь к тому, о чем вы рассказывали: вы не стали ничего отвечать хозяевам…

— Ради него. И все же не ради него. Где бы он ни был, каким бы он ни был, он никогда больше не будет страдать от голода и холода. Но ради его жены и детей.

— Бог благословит вас! — Мистер Хейл вздрогнул, потом успокоился и произнес, затаив дыхание: — Что вы имеете в виду? Расскажите мне.

— Я рассказал вам, — ответил Хиггинс, немного удивленный волнением мистера Хейла. — Я бы не стал просить работу для себя. Но их оставили на мое попечение. Я полагаю, я бы направил Баучера на лучший путь. Но это я довел его до смерти, мне и отвечать за него.

Мистер Хейл взял Хиггинса за руку и сердечно пожал ее молча. Хиггинсу стало неловко и стыдно.

— Ну, полно, полно, хозяин! Среди нас нет человека, который не сделал бы того же самого, а то и получше моего. Поверьте мне, я никогда не получу даже самой ничтожной работы. Из-за всего того, что я наговорил Хэмперу, не говоря уже о его обещании, под которым я бы не подписался, — нет, я бы не смог, даже ради них, — он никогда не возьмет к себе на фабрику такого мастера, как я… не я один остался без работы… многие другие тоже. Я — бедная, бесполезная, паршивая овца. Дети будут страдать от голода, потому что я ничего не могу сделать, если вы, пастор, не поможете мне.

— Помочь вам? Но как? Я бы сделал все, но что я могу?

— Вот мисс, — (Маргарет вошла в комнату и молча слушала), — часто рассказывала восхитительные истории о юге, про то, как там живут. Я не знаю, как далеко это отсюда, но я подумал, что мог бы поехать туда, где еда дешевая, а заработки неплохие и все люди — богатые и бедные, хозяева и рабочие — дружелюбны. Вы могли бы помочь мне получить там работу. Мне нет еще сорока пяти, я еще полон сил, хозяин.

— Но какую работу вы могли бы выполнять, друг мой?

— Ну, полагаю, я бы справился с лопатой…

— И за это, — сказала Маргарет, выйдя вперед, — за любую работу, которую вы бы выполняли, Хиггинс, в самом лучшем случае вы бы получали девять шиллингов в неделю. Может быть, десять от силы. Еда там такая же, как и здесь, разве что у вас мог бы быть небольшой огород…

— Дети могли бы работать там, — ответил Николас. — Я устал от Милтона, так же как и Милтон устал от меня.

— Тем не менее, — сказала Маргарет, — вы не должны ехать на юг. Вы не сможете там жить. Вам придется работать при любой погоде. Вас убьет ревматизм. Тяжелая физическая работа в вашем возрасте быстро сведет вас в могилу. Питание там отличается от того, к которому вы здесь привыкли.

— Я не очень привередлив в еде, — сказал Хиггинс, как будто обидевшись.