Север и Юг

– Я не пролью и слезинки, – пообещала Маргарет, часто заморгав и заставив себя улыбнуться.

– Вот и умница. Давай поднимемся наверх и все уладим.

Маргарет не находила себе места от нетерпения, пока мистер Белл обсуждал свой план с тетей Шоу. Та сначала испугалась, затем засомневалась, но в конце концов уступила грубой настойчивости мистера Белла. Она не могла составить собственное мнение и не знала, правильно это или неправильно, прилично или неприлично. Но когда миссис Шоу получила гарантии о безопасном возвращении племянницы и страховании ее жизни во время поездки, она с улыбкой заявила, что «всегда была уверена в добрых намерениях мистера Белла и сама желала дать Маргарет шанс сменить обстановку после всех прошлых тревог и страданий».

Глава 46 Однажды и теперь

В те далекие счастливые дни

Я вновь осмелюсь заглянуть.

Друзей ушедших не вернуть.

Как далеко теперь они.

Навеки дружбой с ними связан,

Я счастье нахожу лишь в том,

Что проведу остаток дней,

Душою крепко к ним привязан.

Йохан Уланд. Переправа

Маргарет собралась задолго до назначенного времени и успела даже немного поплакать, зная, что на нее не смотрят. Впрочем, когда девушка ловила на себе чей-то взгляд, на ее губах появлялась радостная улыбка. В последний час она боялась, что они опоздают на поезд. Но нет! Их экипаж прибыл на станцию вовремя, и она, сев в вагон напротив мистера Белла, наконец вздохнула свободно и счастливо. За окном мелькали хорошо знакомые станции, провинциальные южные города и деревушки, спавшие под теплыми лучами солнца, которые окрашивали в красно-коричневый цвет черепичные крыши, столь не похожие на холодные шиферные крыши севера. Стаи голубей парили вокруг заостренных фронтонов, медленно садились тут и там, ероша свои мягкие блестящие перья и подставляя каждое из них приятному теплу.

На станциях было мало людей. Казалось, что ленивые южане не любили путешествовать. Никакой суеты, которую Маргарет неизменно замечала на Лондонской и Северо-Западной линиях. В летние месяцы эта ветка железной дороги оживала и наводнялась богатыми и жаждущими удовольствий путешественниками, но в обычное время ее использовали деловые и торговые люди, отличавшиеся своим видом от пассажиров северных линий. Почти на каждой станции можно было увидеть одного-двух ротозеев. Сунув руки в карманы, эти странные люди лениво бродили по перрону, настолько поглощенные актом наблюдения, что заставляли путешественников гадать, чем же они будут заниматься, когда поезд промчится и для осмотра останутся только рельсы, несколько ангаров да пустые поля.

Горячий воздух танцевал над золотистым спокойствием нескончаемых просторов. Фермы одна за другой терялись позади, напоминая Маргарет немецкие идиллии из «Германа и Доротеи» или «Эванджелины». Перед самой станцией, на которой им нужно было выходить, она стряхнула с себя остатки краткой дремы и взбодрилась. Далее до Хелстона они добирались в почтовом дилижансе. Ее сердце трепетало от сильных чувств. Она не могла сказать, чего в ней было больше – боли или радости. Каждая миля вызывала у нее воспоминания, от которых она не отказалась бы ни за что на свете, хотя они и заставляли ее тосковать о «прежних днях, коих более не будет». Последний раз Маргарет проезжала по этой дороге вместе с отцом и матерью. Тот день и время года были мрачными, она терзалась безнадежными сомнениями, но родители были с ней. Теперь она осталась полной сиротой. Отец и мать покинули мир, исчезли с лица земли. Ей было горько видеть, что сейчас эта хелстонская дорога была залита солнечным светом и каждый поворот, каждое знакомое дерево оставались точно такими же в их летней красоте, как и в прежние годы. Природа не менялась и сохраняла вечную молодость.

Мистер Белл догадывался, о чем думала Маргарет, и благоразумно помалкивал. Они доехали до «Леннард Армс» – наполовину фермы, наполовину гостиницы, стоявшей чуть в стороне от дороги и как бы намекавшей, что хозяйка не так уж и зависит от путешественников, чтобы навязывать им свои услуги. Более того, мистеру Беллу и Маргарет даже пришлось искать ее во дворе и внутри здания. Дом примыкал к деревенской лужайке, и прямо перед ним росла старая липа, ствол которой был окружен скамейкой. В нише, скрытой густой листвой, висел почерневший герб Леннардов. Дверь в гостиницу была широко открыта, но никто не оказывал гостеприимства двум путешественникам. Когда появилась хозяйка – а они за это время могли бы вынести почти всю мебель, – она сердечно приветствовала их, словно они были приглашенными гостями, и с извинениями объяснила свое долгое отсутствие наступившим сенокосом. Она доставляла на поля еду и питье. Женщина была так занята погрузкой своих корзин на телегу, что не услышала скрипа колес проехавшего по мягкой траве дилижанса.