Сеул, зима 1964 года

Спустившись с горы, отец, следователь и староста ушли за старухой, а мы с братом и его друзьями побрели домой. В городе было очень тихо. На асфальтовой дороге с оставшимися после войны отпечатками от танковых гусениц, которые протянулись, словно след от уползшей змеи, поблёскивали горячие осенние лучи послеполуденного солнца. Мы медленно шагали, волоча по земле лопаты и мотыги.

Один из приятелей брата пробормотал:

— Тьфу ты, чёрт, сейчас бы мы уже прислушивались к звуку морских волн…

Брат буркнул в ответ:

— Да уж… Не повезло. Никогда бы не подумал, что придётся возиться с трупом.

Остальные тоже недовольно ворчали. Они сняли чёрные школьные пиджаки и накинули их на плечи. На щеках ребят виднелись дорожки от высохшего пота. Я попробовал представить их на берегу бескрайнего моря. Вот накатывает волна — и они, словно волчата, издают вой «У-у-у!» Однако дальше фантазировать не получалось… Голова раскалывалась от боли. Единственное, чего я хотел, так это хорошенько выспаться. Когда мы начали подниматься по проулку, нам встретилась Юни, которая возвращалась из школы. Похоже, она растерялась, увидев ватагу старшеклассников, лицо её покраснело, и тут, словно спасательный круг, она увидела меня и улыбнулась. Я еле удержался, чтобы не позвать её. Почему-то было стыдно звать её при других, это выглядело бы странно. И хотя этот мой порыв не воплотился в жизнь, он прочно засел внутри меня. Мне казалось, что только Юни и смогла бы избавить меня от усталости. Мне хотелось сказать ей, что мы закопали труп партизана и идём домой. И ещё, что это было очень просто. Я так хотел, чтобы она позвала меня и увела за собой. И привела меня в какое-нибудь уединённое место и положила бы на мой горячий лоб ладонь. И тогда, набравшись смелости, я бы честно рассказал про подаренные ею карандаши с ужасно толстыми грифелями, которые я почти и не использовал, так как их у меня украли. И, смущаясь, я сказал бы, что не откажусь ещё раз от такого подарка… Так думал я. Но Юни семенящей походкой уже шла далеко впереди нас. Я и не заметил, как мои губы вытянулись в трубочку, и я услышал, как из них вырвался негромкий смешок.

— Это же Юни? — спросил один из приятелей брата. Брат кивнул.

— Говорят, она лучше всех учится в школе… — опять сказал тот приятель. И брат снова кивнул.

Чуть погодя другой проговорил:

— А фигурка ничего себе…

И тут я увидел, как на их лицах появилась беззвучная улыбка. Я вздрогнул. Настолько от этих их улыбок веяло чем-то тёмным и похотливым.

— Ага, и вправду ничего… — отозвался третий. Затем они некоторое время шли молча, будто что-то обдумывая. Смутно я чувствовал, что за этим неизбежно последует что-то ещё, я почти выжидал, что же будет дальше. И как ни странно, это что-то вылетело изо рта брата:

— А… как насчёт того, чтобы нам отведать кой-чего?

«Вау!» — раздались радостные возгласы, нарушив тишину переулка. Дальше события развивались очень быстро. Их глаза опять обрели жизнь, а бряцанье лопат, что волочились по земле, стало ещё громче.

Когда мы пришли домой, они забились в каморку к брату и начали перешёптываться. Я же прилёг в нашей с отцом комнате, куда время от времени до меня долетали обрывки смеха и приглушённые выкрики. Я весь размяк и изо всех сил сопротивлялся одолевающему меня сну. Но, похоже, я всё же задремал. Брат потряс меня и разбудил. В комнате извивались тусклые лучи предзакатного солнца. Я протёр заспанные глаза и сел, а брат заискивающе спросил:

— Сходишь до Юни, ладно?

— Ага, — машинально ответил я. Эта просьба не привела меня в замешательство, более того, я даже будто ожидал такого поручения. У брата от удивления округлились глаза, видно, он не рассчитывал, что я так быстро соглашусь.

— Пойди к Юни и передай, что я буду ждать её сегодня в девять часов вечера в пустом доме Миён, хорошо? — попросил брат.

В эти минуты я становился участником страшного заговора. Передать несколько слов — не такое уж и великое дело, так что я ни при чём. Миён! Хотят воспользоваться твоим домом. И хотя на воротах висит потрёпанная бумажка с надписью «Продаётся», сколько бы я не проходил мимо, у меня никогда не было мысли, что дом пуст. Во всяком случае, я пытался сам себя убедить в том, что я так не думал. Мне всё время казалось, позови я тебя по имени — и ты тут же выбежишь из дома. А даже если и не так, то я не оставлял надежды, что когда-нибудь в один из дней ты вернёшься и привезёшь мне в подарок красивые японские мелки и снова будешь жить в этом доме. Словно подводный дворец морского царя, твой пустой дом был для меня неким таинственным местом. Он служил мне источником всевозможных пленительных фантазий. Но знаешь, Миён, через несколько минут я собираюсь зачеркнуть всё это.