Сети Культа

– Как твои глаза? – нарушила Аэлин тяжелое безмолвие. Она тут же оглянулась, всмотревшись в чащу леса, будто ждала, что тринтелл притаилась за близстоящим деревом.

От вопроса Мальстен вздрогнул, вспомнив о пережитом страхе, когда зрение почти отказало ему, но быстро взял себя в руки.

– Все хорошо, благодарю, – ответил он, тут же виновато поежившись. – А как ты? Я толком не расспросил тебя об этом после пробуждения.

Аэлин тепло улыбнулась. Привычки Мальстена вызывали у нее умиление: по идее, после видения тринтелл он мог по праву считать себя пострадавшим и требовать внимания к своему состоянию, не отвлекаясь ни на что, но трудно было представить, чтобы он так поступил. Он, скорее, почувствует вину за то, что не проявил достаточно внимательности к своей спутнице.

– Не знаю, – честно сказала Аэлин. – Много впечатлений, и их тяжеловато переварить. Я жутко перепугалась за тебя. – Она помрачнела. – Боялась, что ты не переживешь видение Тиссы.

– Но все обошлось, – попытался успокоить ее Мальстен.

– Как сказать, – не согласилась Аэлин. – Ты два дня был без сознания. Теперь остается молиться, чтобы обошлось без последствий. – Она неловко поджала губы, покосившись на ладони Мальстена. Он это заметил и невольно сжал их в кулаки. – Когда ты пришел в себя, ты почти ничего не видел. Если бы у Тиссы не получилось тебя вылечить, что стало бы с нитями?

Отчего-то этот вопрос прозвучал очень интимно, и Аэлин почувствовала, как щеки заливает румянец. Мальстен выглядел не менее смущенным. Он отвернулся, как отворачивался всегда, когда ему было неловко, и пожал плечами.

– Сила данталли напрямую зависит от зрения, – нехотя заговорил он.

– Это значит…

– … что если бы у Тиссы не получилось вернуть мне зрение, я потерял бы силу.

Аэлин промолчала, не зная, что на это ответить. Ей не хотелось углубляться в разговоры о способностях данталли: заходя на эту территорию, они почти каждый раз ссорились. Мальстен множество раз говорил, что применяет нити безо всякого наслаждения. Возможно, он в это даже верил, но Аэлин была глубоко убеждена, что здесь он был не совсем честен.

На лице Мальстена вдруг появилась горькая, очень едкая усмешка.

– Догадываюсь, о чем ты сейчас подумала, – сказал он. – Вот только отсутствие нитей не сделало бы меня человеком, Аэлин. – Он серьезно посмотрел на нее, его глаза сделались льдистыми и холодными. – Я бы просто стал бессильным данталли, не более. И это не принесло бы ничего, кроме проблем.

К собственному удивлению, Аэлин не испытала злости, услышав, как в его голосе усиливается напор. Она качнула головой.

– Мальстен, я ведь на тебя не нападаю. Пожалуйста, не надо от меня защищаться.

Он удивленно распахнул глаза, едва прорезавшийся пыл обиды тут же поостыл.

– Извини, – тихо пробормотал Мальстен, избегая смотреть на Аэлин. – Ты права, ты ведь даже ничего мне не сказала. Это было неуместно…

Аэлин приблизилась к нему и положила руку ему на плечо.

– Мальстен, перестань. Все хорошо. Не обязательно так строго судить себя. После того, что ты пережил, вспылить мог любой. Ты ничем меня не обидел. Я просто напомнила, что я тебе не враг и ни в чем тебя не упрекаю.

Он не выразил согласия. Скорее наоборот, на его лице отразился ярый протест, который он тоже не высказал.

– Просто, – Мальстен помедлил, прежде чем продолжить, – я много раз думал, как повернулась бы судьба моей семьи, будь я человеком. Матери не пришлось бы нанимать Сезара, чтобы меня обучить. Колер не нагрянул бы в Хоттмар, родители остались бы живы, и, возможно, никогда не было бы Ста Костров Анкорды…

Он замолчал. Невеселая улыбка вновь заставила глубокую ямочку показаться на его левой щеке.

Аэлин глубоко вздохнула. Ее лицо выражало только сочувствие.

– Ты прав. Но всего, что было после войны, тоже бы не случилось, – напомнила она, многозначительно взглянув на него. – Включая Малагорию и цирк Бэстифара.

Аэлин ожидала, что дальнейшую цепочку событий – знакомство с Грэгом и с ней – он достроит самостоятельно и повеселеет. Ей этого хотелось. Однако Мальстен, как ни странно, помрачнел пуще прежнего и продолжил путь. В его движениях засквозила легкая нервозность, которую он обычно себе не позволял.

– Зато сам цирк не изменился бы, – буркнул он. – Думаю, рано или поздно Бэс все равно привлек бы данталли к работе, как сделал это сейчас.

Аэлин усмехнулась, услышав в его голосе недвусмысленные шипы ревности. Она помнила рассказ о видении. В нем он упоминал некоего данталли по имени Дезмонд, который сейчас находится при Бэстифаре. Говоря о нем, он держался нарочито холодно. Теперь Аэлин понимала, почему.

Она остановилась, сложила руки на груди и с понимающей ухмылкой уставилась на Мальстена.

– Ты поэтому так усиленно избегаешь говорить о Малагории и о цирке? Ты скучаешь, верно? И сейчас, когда узнал про другого данталли, ты ревнуешь?

Мальстен обернулся, и его лицо показалось Аэлин бледнее обычного.