Запах жарящегося мяса вместо аппетита вызвал тошноту. Морган побрел прочь от лагеря. На берегу реки, под ивами, было сложено подобранное в катакомбах оружие: самодельные пики и кистени, мотыги, охотничьи ножи, топоры, ломики и среди этого хлама несколько неплохих мечей, в прошлом явно принадлежавших гвардейцам. В сторонке за деревьями кое-кто из молодых и не очень, словно вороны, клюющие падаль, ковырялись в куче награбленного Асуром руками рабов добра. Величина кучи и контингент вокруг нее не оставляли сомнений: и пещеру, и карманы убитых обшмонали подчистую. Моргана передернуло. Обычно берут только еду, и не больше, чем необходимо на отряд. Он вздохнул и отвернулся. Дурные привычки некоторых личностей, чьи родители подали им скверный пример, невозможно искоренить ни кулаками, ни словами. И он сейчас не в том состоянии, чтобы воевать с собственными бойцами. В ответ на замечание его забросают аргументами, и ясно какими: вытрясти из попов деньги за уничтожение твари вряд ли удастся, а так хоть какая-то компенсация. Попы делятся на две категории: одни не верят в существование невидимых демонов, другие
Морган блуждал между деревьями неприкаянным признаком, пока ноги не начали вязнуть в болоте. Пришлось отмотать десяток шагов назад. Он уселся на землю под одинокой березой на опушке, прислонился затылком к морщинистой коре и закрыл глаза. Внутри ныла пустота. Зияющая дыра от груди до паха, словно из него вырвали все внутренности. Морган обхватил себя руками, чтобы хоть чем-нибудь ее заполнить. Покой длился недолго. Пришла Имандра и уселась рядом. Взгляд моментально сфокусировался на земле, выискивая дубинку, подходящую для того, чтобы сломать о ее голову, если из ее рта выскочит очередной перл идиотизма.
– Мы убили всех этих людей… детей, женщин, – медленно произнесла Имандра. Без осуждения, без жалости, без дрожи в голосе. – Почему?
Морган выпрямился, крепко сцепил ладони, собирая остатки сил. Этот вопрос все равно лег бы на стол. Лучше разобраться с ним здесь и сейчас, покончить с этим раз и навсегда. Дома о жертвах Асуров говорить не принято. Молодежь узнает ужасную истину, когда видит ее собственными глазами. Морган лелеял надежду, что сестра услышит правду из уст того, кто может преподнести ее мягко либо по-тайнеровски, чистым матом. Но Имандра не стала тормошить ни целительниц, ни приятелей, ни Эйжа, соучастника кровавой расправы, и не поленилась пройти за объяснениями полмили. Рассудительная, дура. Он набрал воздуха для храбрости.
– Порабощенные Асуром умирают следом за ним. Как только связь с хозяином обрывается, скверна начинает разъедать Манну бывшего раба. Ну, как ржавчина или плесень. Вместе с Манной разлагается тело. Сгнивает заживо. Человек при этом испытывает адские боли. Это продолжается три – пять недель, если он не сгорает от лихорадки или не убивает себя раньше. Мы избавляем их от мучений.
Дыхание сестры замерло.
– Это не является и никогда не станет твоей прямой обязанностью, – успокоил ее Морган. – Даже если ты когда-нибудь будешь командовать отрядом, ты можешь поручить это дело мужчинам. Но ты должна знать. Человека, оскверненного Асуром, нельзя оставлять в живых. Даже если этот человек… ты, или я, или Ринока.
– И целители бессильны?.. – прошептала Имандра одними губами.
– Очищая пораженную Манну, целитель заражается скверной. И то же происходит с теми, кто близко контактирует с таким больным без защитной сети. Говорят, если скверны ничтожно мало, если Асур едва коснулся тебя, есть шанс… – Морган невыразительно взмахнул рукой. – Но я не слышал ни об одном, кто, хватанув скверны, остался в живых.
– То есть излечить все-таки реально, но ценой жизни целителя? – с надеждой уточнила Имандра.
Морган пожал плечами, невидящим взглядом глядя вдаль.
– Не знаю. Целитель не принадлежит себе. Принести себя в жертву ради спасения одного, лишив шанса выздороветь и выжить сотни… Кем в таком случае должен быть тот, кому приносится жертва? Гением? Спасителем мира? И сможет ли он принять ее… жить с камнем на сердце… весь остаток жизни доказывать себе и окружающим, что достоин этой жертвы… лишиться права на ошибки… – Быстрым движением Морган смахнул с лица соленую влагу. – Неправильно ведешь себя в бою. Открываешь спину.
– Так доспех же. – Имадра тряхнула полой жилета, скрывающей между двумя слоями кожи стальную чешую.
– Смотря с какого расстояния в тебя стреляют. С близкого отдача все равно есть, и синяк от удара болит долго. Или ты думаешь, что, если Дар мастера упрочил структуру стали и кожи, стрелы будут отскакивать от тебя, как градины от булыжника? Могла бы и куртку надеть.
– Какие стрелы, Руэлл? – Под ухом раздался тихий присвист, которым обычно сопровождают кручение пальцем у виска. – У них не было луков. В куртке жарко. Она мне велика. И я похожа в ней на карпа.
– А могли и быть. Тогда ты была бы похожа на дикобраза.