Сети

– В отряде я договорилась. У тебя нет отца, у меня – мамы. Мы могли бы переехать сюда и стать одной семьей. – Долма пристально посмотрела на него и ответила на невысказанный аргумент насчет увечий. – К увечьям мне не привыкать.

Морган почувствовал, что единственная нога, на которую он может опираться, его не держит. Он приземлился на постель, где его уже ждали раскатанный спальник и толстое шерстяное одеяло, опустил голову и вцепился рукой себе в волосы. Не драться же с ней. Съездить к ее отцу, к Трау, к Соуле. Быть может, они промоют ей мозги? Он бы съездил, если бы мог взгромоздить свое тело на лошадь. Попросить… Тайнера? Хару? Мужики поднимут его на смех, а Хара изойдет ядом; все в голос скажут, что энергичная молодая женщина, целительница и воин, согласная принять хромого калеку без Дара, – подарок судьбы. Если бы был жив отец или Арр, шельмец, не сбежал бы… Морган не был уверен, что Долма и мать не сломают его за год; вода камень точит. В одну из ночей, когда у Долмы наступят дни зачатия, она залезет к нему под одеяло. Из жалости и из-за длительного воздержания он ее не турнет. Все остальное она сделает сама. Морган вскинул голову и с ядовитой улыбкой подытожил собственные догадки:

– Блестящий план. Поздравляю. Единственное, о чем ты забыла, – это учесть мои скромные пожелания.

Долма густо покраснела, но взгляда не отвела и как ни в чем не бывало предложила пирог с налимом. Отказаться у Моргана не хватило гордости – голод и усталость были сильнее принципов. Он забрался с головой под одеяло, оставив маленькую щелку для дыхания и обзора.

Никаких шансов. Дом принадлежит матери, а после ее смерти перейдет к младшей дочери, Имандре. Хозяйки – они. И присутствие Долмы устраивает обеих. Имандра, будь что-то не по ее, давно провизжала бы всем уши. Теперь ей есть на кого свалить ненавистные хозяйственные дела, с кем пошептаться перед сном и перед кем выпендриться, вернувшись из похода. Пока дело не зашло слишком далеко, надо уносить ноги. Куда? На данный момент выбор невелик: место, откуда его извлек Гион, и дом, который он когда-то построил для своей семьи. Морган перевел взгляд с ярко-оранжевого сияния, пробивающегося через щель у дверцы топки, на темный квадрат окна и плотнее закутался в одеяло.

«Только не сегодня».

Дом простывший, отсыревший. Дров там нет, их надо у кого-то униженно просить, покупать или на что-то выменивать; воды нет – тоже надо просить, чтобы наносили. А в Долинах лето вовсю… Дохромать до врат, на той стороне попросить ребят из патрульного отряда пробить врата в окрестности Ланца. Заплатить, если начнут кочевряжиться, как это сделал бы Арр, – он всегда говорил: неподкупных людей не бывает, надо просто знать цену. И наплевать, что подумают и скажут. Марго не выставит его вон. Но в душе обрадуется ли такому сюрпризу? В сознании возникли расширившиеся от ужаса незабудковые глаза. А ее отец? Через пару минут мысленных потуг Морган понял, что возможности его воображения слишком убоги, чтобы представить реакцию Лишинна. Глупость. Неимоверная глупость – являться к ней на костылях, с дрожащими руками. Использовать свои увечья для снискания любви означает уподобиться Долме, которая зацепилась за них как за предлог быть рядом. Морган скосил глаза на девушку, стоящую к нему спиной у стола. Наверняка не вылезает из его Манны. И образы наверняка считывает неплохо. Надо мечтать осторожнее, одеяло – не защитная сеть.

Морган чуть сдвинулся, чтобы их тела не соприкасались, когда Долма, разделив с ним пирог, уселась вплотную. Пригасил голод двумя большими кусками и с наигранной серьезностью спросил:

– Сколько лет твоему отцу?

Долма бросила на него настороженный взгляд, чуя подвох.

– Пятьдесят семь.

– А маме шестьдесят шесть. Не фатальная разница. Может, нам их поженить? Он мог бы переехать сюда и войти в нашу семью. У тебя нет брата, у меня – четвертой сестры.

Девушка обиженно нахмурилась, но ответить не успела, потому что вошла мать. Вместо улыбки и приветствия отвратительно спокойное выражение лица. Наслаждается победой.

– Совсем неплохо после долгих злоключений вернуться домой, – осклабился Морган. – Ты не представляешь, мама, как я счастлив и благодарен тебе за все, что ты для меня сделала!

– Явился не запылился, – ровным голосом парировала мать с той же порцией яда.

– Не волнуйся. Завтра же меня здесь не будет. Не смею мешать вам наслаждаться обществом друг друга.

Мать вздохнула с гримасой «проглоти свой поганый язык», а обида на лице Долмы сменилась тревогой. Морган со злым удовлетворением дожевал пирог, не раздеваясь и не умываясь, забрался в спальник и отвернулся к стене.