Сети

– Не. Мне деваха приглянулась, из местных. Давай ты ее заклеишь, а потом мы втроем… – Тело начало совершать возвратно-поступательные движения, кровать откликалась жалобными скрипами. – Ангелочек! Кудрявая голубоглазая блондиночка, а сиськи…

Сердце екнуло, внимание ухнуло вниз и заметалось по столовой, ища костерок среди промозглой тьмы. Противные смешки обдали Моргана новыми чесночно-пивными волнами.

– Знаешь, как это называется? Спермотоксикоз. Как бы ты ни прятался, всем ясно, что тебя поразила самая страшная на свете болезнь. Кто она, – завопила Имандра, – эта богиня, которой удалось пронзить клинком страсти каменное сердце моего притязательного братца?

– Ты бы петрушки, что ли, пожевала, прежде чем на ангелочков охотиться. И завязывай на сегодня с бухлом. – Морган отодвинулся от стены и перевалил седока со своих бедер на освободившееся место. Пускай лучше дудит в ухо, чем щупает девиц. Выболтается и уснет.

– Если сардельку не тренировать, она засохнет и отвалится. – Имандра улеглась поперек, упершись локтями ему в живот. – Давай ты ее заклеишь. А я тебе страшную тайну раскрою. Про Повешенных. Я знаю, о ком они собирают информацию. – Она помолчала, а потом не выдержала: – О синеглазых всадниках, нелюдях, притворяющихся защитниками, и… Поможешь поймать ангелочка?

– И?

– Тех, кто приходит с ними! Они читают дикарей только в нашем присутствии!

Морган резко поднял веки. По потолку беспокойно метались тени, которые бросала через окно раскидистая лиственница.

– Когда это было?

– В Бренне, перед нашим отъездом домой. Пока вы с дядей Арром отыгрывались друг на друге шестами, мы с Керном… – Глубокий, глубокий вздох. – Дядя Арр твердит, что нам не надо в это лезть. У тебя несчастная любовь. Поэтому мы смолчали.

– Вы открывались? – полуутвердительно спросил Морган, осознавая, что ни на ругань, ни на воспитательную лекцию, ни на подзатыльник у него сил нет. И нет в них смысла, слишком поздно.

– Керн – нет. А я – всего на секундочку. Руэлл, я видела того попа и прикоснулась к его фантому. – В Манне сестры возник затемненный образ человека со сложенными крест-накрест на груди ладонями и низко опущенной головой – так, что длинные волосы прикрывали лицо, оставляя видимыми лишь центр лба и нос. Возник и тотчас задрожал, подернулся рябью, словно отражение в потревоженной воде. Имандра не смогла собрать его вновь. – Он странный. Будто идешь ночью в тумане и впереди что-то манит. Не разглядеть. Идешь и идешь, а оно отдаляется, как радуга, и притягивает все сильнее. Я еле заставила себя вернуться. На нем кровь. Он в ней купается.

Морган напряг Дар так, что в конце концов у него заломило виски, зазвенело в ушах и… никаких других ощущений! Надо взглянуть завтра, когда Имандра протрезвеет. Она склонна к бессознательному перевиранию и приукрашиванию событий. Не исключено, что поп ей приснился. Тем не менее вожжи ослаблять нельзя.

– За эту секундочку он узнал о тебе все, – сказал Морган строго. – И возможно, успел доложить хозяину. Ты хотя бы дома об этом рассказала? Илласу, матери?

– Зачем? Они же там, а он здесь. Руэлл, если ты меня сейчас ударишь, ты никогда не узнаешь самую-самую страшную тайну. Тебя какая-то гнида хочет.

– И правда страшно. Гниды за пределами моих сексуальных возможностей.

Имандра уронила голову ему на грудь и захохотала, сотрясая кровать.

– Тот кузнец из старинной дикарской легенды – ему же удалось подковать блоху. Если ты трахнешь гниду, про тебя тоже сложат легенду. И она будет жить в веках. Там какой-то горбатый урод с мочалкой на голове. Во дворе топчется. Заловил меня на пути из сортира. У меня, говорит, неотложное дело к вашему старшему.

Морган лениво прощупал Манну старикашки. Очередной попрошайка или желающий полечиться на халяву. Еще, бывает, просят навести порчу – таким Морган даже не утруждал себя отвечать. Не потому что не понимал обывательской зависти к чужому добру и жажды расквитаться за перенесенные страдания, а потому что виноватыми в итоге оказывались Суры. Истории с порчами всплывали как утопленники, раздутыми и обезображенными, когда приходило время расчетов с попами. Конечно, порчу можно и выдумать, но совсем другое дело, когда есть на кого указать пальцем и озвучивается конкретная заплаченная за колдовство сумма. Несмотря на бесконечные предупреждения и выволочки от командиров, молодняк берет деньги охотно. Отрабатывать же их никто не спешит: механизм превосходно запускается сам, стоит нарисовать угольком на заборе жертвы череп с костями. Тотчас начинают шуршать как змеи в траве слухи о порче. Жертва узнает о том, что она жертва, и – пришла беда, отворяй ворота.