— Ну, а как вы думаете? Мог ли я желать стране блага и убивать?
— Но вы же страну разорили?
— Перестаньте! Страна — концлагерь. Нашли что жалеть!
Заговорили о мрачных годах советской власти. У буржуев всегда так: когда их спрашиваешь, почему воруют, они вспоминают, что Сталин был тиран. У кащея выходило, что тирания Сталина есть достаточное основание для воровства. И кстати, тот торговец холодильниками, о котором я вспоминал, он тоже был борцом со сталинизмом. Каждым проданным холодильником он наносил удар по тоталитарной системе. По логике буржуев, спекуляция — есть форма борьбы с тоталитаризмом. Шли в банк как на баррикады.
— Был момент, когда я заработал первые сто миллионов, поддался эйфории. А эйфория — нехорошее чувство. Я покаялся в алчности, — сказал кащей. — Всё, что заработаю на этом суде, — отдам на борьбу.
Надо сказать, кащеи любят называть приобретения словом «заработали». Всё, что они получили путём спекуляций, махинаций с оффшорами, всё, что присвоено путём фальшивых аукционов, все соглашения с грабителями, всё это называется — «заработали». Как мило сказала жена одного румяного банкира: «Мы заработали много денег», — и улыбнулась; так и моя соседка Нина Григорьевна могла бы сказать.
И кащей, сидящий напротив меня, считал, что всё заработал анализом ситуации.
— Всё это более чем серьёзно, на строго научном расчёте. Я наукой занимался, классифицировал! Вся наука — это классификация!
Он несколько раз произнёс слово «классификация», и я вспомнил, что в русском обществе, где был третьего дня, все говорили слово «классифицировать» — я ещё удивился, что они его выговаривают. Богатые эмигранты давали «вайлд парти» — там играл нанятый музыкант, он всё время кланялся, — и ещё присутствовал беглый газпромовец по имени Николай. Газпромовец хвалился, что разводит в своём пруду в Холланд-парке осетрину, а пришедший с ним вместе правозащитник жадно ел и пил. Разговор был оживлённый, только что в Лондоне отшумели концерты Димы Быкова, всем понравились разоблачительные куплеты: талант у мужика, Путина пропесочил! И вот помню: один импозантный мужчина (кажется, спекулянт недвижимостью) уговаривал свою даму не пить больше розового шампанского, а дама обижалась и кричала: «Только не классифицируй меня!» А ещё один спекулянт чёрной икрой (достойный джентльмен, он ещё графику диссидентов собирает) говорил о проблемах истории: «Надо всё детально классифицировать».
Вот откуда это словцо, оказывается. Это их просветил человек, похожий на Березовского, он их научил умному слову. Он здесь за образованного канает.
— Строгий анализ и классификация, — кащей посмотрел влево, взгляд его метался, — у России сейчас есть реальный шанс.
— На что? — спросил я.
— На то, чтобы войти в цивилизацию. Стать культурной страной. Реально духовной. — И он неожиданно сказал: — Я говорю в терминах иудо-христианской религии, — сказал именно так, этими вот словами «иудо-христианская религия».
— Такой религии нет.
— Как это? Я сам читал.
— Есть термин «иудео-христианская культура». А религия либо иудейская, либо христианская.
— В целом — неважно. Вы меня поняли. Следует делать дело. Согласны?
— Предстать перед судом?
— Продажный русский суд! — он посмотрел на часы, а потом опять вбок: у стойки сидела проститутка, подавала ему знаки.
Пока разговаривали о спасении отечества, он всё время на эту барышню поглядывал — здесь свидание было назначено. И правильно — у деловых людей всякая минута на счету.
Проститутка встала с табурета, пошла к нашему столику — лет двадцати, в теле. Он осмотрел её с позитивным чувством.
— Благодарю вас за беседу, — я встал, показал ему чек.
— Ну, зачем же, ведь это я приглашал.
— Нет, всё уже заплачено.
У выхода меня догнал тот самый парень, что организовывал встречу — он, оказывается, неподалёку караулил. Посетовал, что дружбы, видимо, не сложилось.
А я-то недоумевал, что у кащея за интерес. А просто человеческий интерес — дружить хотелось.
— Думаешь, он суд выиграет?
— Хочешь, чтобы Лондонский суд ворованное распределял? Не выиграет.
— Он обещал, если пять миллиардов отсудит, то мне миллион даст. Точно не выиграет?
— Точно, — сказал я жестоко.
— Обидно, — парень расстроился. — Он тебе не понравился? — у прилипал есть трогательная черта, они хотят, чтобы все ладили.
— Нет.
— Обидно.