Сеть. Как устроен и как работает Интернет

Итак, я проследовал за кабелем через океан и даже немного дальше – через саму станцию. Пейлинг показал мне питающее оборудование – белый ящик размером с холодильник, посылавший четыре тысячи вольт по экранирующей медной оплетке кабеля на подводные повторители, которые усиливали световые сигналы. На другом конце кабеля, на Лонг-Айленде, стояла такая же машина, дававшая такое же напряжение, так что потоки электронов встречались посередине океана, а термин «земля» тоже получал буквальный смысл – сама суша использовалась для заземления. «Мы даем отрицательный полюс, они – положительный», – объясняет Пейлинг.

Свет, проходящий через кабель, излучается (и принимается) еще одной группой похожих на холодильники машин, выстроившихся в ряд неподалеку. Пейлинг находит свободный желтый оптический кабель и втыкает его в порт для монитора на одной из машин, безопасно подключаясь таким образом к входящему световому сигналу в одном из волокон. Затем он втыкает другой конец кабеля в оптический спектрометр – настольный прибор, похожий на видеокассету с экраном, на котором мерцают светящиеся диаграммы, напоминающие графики ЭКГ.

– Я часто представляю себе это как желе, – комментирует Пейлинг происходящее на экране. – Если опустить вот здесь немного вниз, – он указывает на один из пиков графика, – все остальное поднимется вверх. Это своего рода игра: ты будто пытаешься найти тот кусочек желе, благодаря которому все волны будут работать в оптимальном режиме.

Эта технология называется «мультиплексированием с разделением по спектральной плотности». Она позволяет одновременно пропустить через одну нить оптоволокна несколько волн света, имеющих разную длину (то есть цвет). Отдельная нить может быть «упакована» десятками волн, каждая из которых переносит 10, 20 или даже 40 гигабит данных в секунду. Одна из задач Пейлинга заключается в настройке лазеров таким образом, чтобы волн различной длины было как можно больше и чтобы все они хорошо «звучали» вместе, подобно гармоничному аккорду.

Теоретически все это можно делать из какого угодно места, но Пейлингу нравится находиться рядом с машиной, наблюдая за светом через анализатор. Процесс осложняется тем, что любое движение кабеля на дне океана способно изменить способ прохождения волн по оптоволокну, отчего все настройки могут «посыпаться» – подобным образом атмосферные помехи воздействовали когда-то на старые телевизоры. После завершения процесса настройки Пейлинг устраивает проверку надежности: генерирует трафик, пускает его по кабелю и гоняет кругами «туда и обратно до Америки – раз тридцать или около того».

Жизнь не стоит на месте. В тот день, когда я был на станции, одна из пар оптоволоконных проводов была списана в процессе подготовки к обновлению. Новое оборудование должно было уместить в нее больше 20-гигабитных волн, увеличив пропускную способность всего кабеля.

– Значит, на самом деле оптоволокно темное? – спрашиваю я.

– Оно не темное, вовсе нет, – отвечает Пейлинг. – Мы обычно говорим «тусклое». В этих усилителях есть электричество. Они создают суперлюминесценцию. Шум. Если вы поставите туда счетчик, то увидите, что свет есть. Но помех нет. Это просто фоновый шум. Мерцание.

Объясняя это, Пейлинг рассеянно открывает защитный пластиковый кожух и тычет пальцем в один из «горящих» оптоволоконных проводов.

Через всю Европу – и вообще через все Восточное полушарие – проходят многие миллионы оптоволоконных нитей. Они вновь и вновь сливаются друг с другом, толстым пучком выходят из здания Telehouse, после чего направляются сюда. Последнее слияние можно было наглядно увидеть по желтым кабелям, подключенным к передней части корпуса этой машины: входит множество кабелей, а выходит лишь четыре. Именно эти четыре кабеля и направлялись в океан. Они были самыми толстыми венами на самом краю континента капилляров – с точки зрения их содержимого, но уж точно не с точки зрения физического размера.

Время шло к полудню. Европейские рынки уже открылись, но Нью-Йорк еще только просыпался. Пейлинг продолжал что-то рассказывать, но я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме его пальца, постукивавшего по кабелю. Поскольку я не мог позволить себе аренду подводной лодки, я понимал, что это мое самое близкое знакомство с физической сущностью трансатлантического Интернета.

Но нас ждала еще одна, последняя остановка на другом конце коридора. Мы проследовали за кабелем от того места, в котором он выходил из мокрой земли, до основного подводного оборудования. Теперь же мы изучали «транспортную сеть» – соединения, идущие от станции в остальные уголки Англии. На одной из стоек была надпись «Слау» – безликий пригород Лондона, расположенный недалеко от аэропорта Хитроу, там находился самый крупный дата-центр Equinix в Англии (как раз тот, с которого были «срисованы» декорации сериала «Офис»). Непосредственно рядом с этой стойкой находилась другая – с надписью «Доклендс». Я уже не в первый раз замечал, что, несмотря на огромные размеры нашей планеты, глобальный Интернет может иногда казаться очень маленьким.