Сеть. Как устроен и как работает Интернет

И тут появился новый кабель – SEACOM. Он проходил вдоль восточного побережья Африки через Кению, Мадагаскар, Мозамбик и Танзанию, потом сворачивал на Мумбаи, а затем снова поворачивал обратно на запад и через Суэц достигал Марселя. Алстон заключил договор на аренду 10-гигабитного соединения – это было в сорок раз больше того, что он получал от SAT-3 за ту же цену. Но у этого канала была очень специфическая география: он соединял точку, в которой кабель выходил на сушу, – прибрежную деревушку Мтунзини в сотне миль от Дурбана – напрямую с лондонским Telehouse, где TENET уже была подключена более чем к сотне других сетей. Алстону нужно было самостоятельно установить последнее соединение между Мтунзини и Дурбаном, где находился его ближайший роутер. На то, чтобы проложить все необходимые кабели и настроить оптическое оборудование, потребовалось сорок часов чистого времени. Наконец все было готово, и Алстон сидел на полу рядом со своим оборудованием, когда замигала лампочка, говорившая, что соединение активно – все 10 000 миль до Лондона. «Было, кажется, 16:30 – далеко за полдень, и вдруг – бабах! – я увидел оба конца соединения», – вспоминает Алстон. Он попробовал запустить несколько тестов, но быстро достиг пределов возможностей своего оборудования – пропускная способность кабеля была больше, чем количество данных, которое мог сгенерировать его компьютер. Он словно пытался заткнуть пальцем нефтяную скважину.

Алстон рассказал мне эту историю по телефону – он звонил из своего офиса в Дурбане, а я сидел в кабинете у себя дома в Бруклине. Голос, пришедший по телефонной линии, был отчетливым, но расстояние между двумя точками в двух полушариях (около 15 000 миль кабеля) давало едва различимую задержку. Я хорошо представлял себе это расстояние, и это заставило меня еще больше поразиться неприкрытой материальности того, о чем рассказывал Алстон.

Мы все постоянно сталкиваемся с абстрактными оценками: «быстрое» соединение или «медленное». Но Алстон понял, что такое скорость, когда физически появилась эта невообразимо длинная и тонкая штуковина, эта уникальная трасса, проходящая по дну моря. Подводные кабели – это высшие чины в иерархии наших физических соединений. Интернет стал глобальным феноменом именно благодаря этим «трубам», лежащим на дне океана. Они – основные каналы передачи данных в нашей «глобальной деревне».

Оптоволоконная индустрия фантастически сложна и использует новейшие материалы и компьютерные технологии. И все же базовый принцип работы кабелей поразительно прост: свет входит в них на одном берегу океана и выходит на противоположном. Подводные кабели выполняют такую же простую функцию для света, какую туннель метро выполняет для поездов. На каждом конце кабеля расположены наземные станции – большие здания, обычно спрятанные в непримечательных местах недалеко от побережья. Это своего рода маячные лампы, главное предназначение которых – подавать свет в оптоволоконные нити. Но чтобы заставить свет пройти столь огромное расстояние, по медному рукаву кабеля дополнительно посылаются тысячи вольт электричества, которое питает повторители (репитеры) – устройства, размером (и до определенной степени формой) напоминающие тушу голубого тунца. Они расставлены на дне океана примерно через каждые пятьдесят миль. Внутри их герметичных корпусов находятся крошечные электроды, в состав которых входит редкоземельный элемент эрбий. При подаче на них напряжения эти элементы «толкают» фотоны вперед, подобно тому, как вода толкает мельничное колесо.

Все это казалось мне удивительно поэтичным – окончательным соединением непостижимых тайн цифрового мира с непостижимыми тайнами океана. Но в этом была и доля иронии: какие бы расстояния ни преодолевали эти кабели, они все равно оставались просто-напросто проводами – причем не такими уж толстыми. В них не было ничего особенного. Кабели, пересекавшие океаны, выходили на сушу в совершенно определенных точках, «пришвартовывались» где-нибудь в бетонном бункере в глубине люка неподалеку от пляжа – и тогда обретали более сопоставимый с человеком масштаб. Я представлял их себе в виде лифтов, уносящихся к Луне, прозрачных нитей, исчезающих в бесконечности. Их трансконтинентальный масштаб вызывал в уме образы из «Великого Гэтсби» – зрелище, «соразмерное человеческой способности восхищаться». Наши встречи с явлениями подобного глобального масштаба обычно облекаются в более привычные образы: лента федеральной автострады, железнодорожные пути или «Боинг-747», замерший в ожидании посадки прямо за стеклом зала вылета.