Сеть дронов

  «Страусы» и двое охранников присоединились к ним, как только они отошли метров на пятьдесят от пограничного перехода. Охранники сразу же отдали Базуке его пистолет, взяли наизготовку пики и пристроились с боков. А скауты сразу же заняли своё место в колонне, один впереди, другой позади. И принялись немедленно обозревать простирающуюся вокруг них долину ручья Белый. Разведчики были ему незнакомы, а вот охранников Алекс узнал сразу – это были татуированные «бык» с «бизоном». Он улыбнулся им, как старым и добрым знакомым, и чуть было не спросил: «А где ваш третий из коровника?» Но вовремя сдержался, лишь слегка хмыкнул. «Бизон» же на его хмыканье нагло скривился, похлопал себя по подсумку с инструментами и, указав на него, клешнёй чиркнул себе по шее. «Бык» фыркнул и расплылся в довольной улыбке. Алекс показал им два средних пальца. Каждому по одному. Бычки дёрнулись, было, но Базука только зыркнул на них грозно, и они с недовольным видом перестали обращать на Алекса внимание. Причём, всё это делалось молча, без единого слова, без обмена приветствиями и какими-либо мнениями, не говоря уж о дружеских шутках.

  Поведение Базуки переменилось сразу же, как только они отошли достаточно далеко от перехода через ручей. Теперь это был суровый начальник, нетерпящий возражений и строго наказывающий за ослушание. С Алексом он больше не говорил, не призывал к сотрудничеству и не требовал сдать оружие. Остальные «головоглазы» так же держали марку – все распоряжения начальства выполнялись без пререканий, быстро и без суеты. Всё было строго и правильно, как будто игрался спектакль, тщательно отлаженный и отрепетированный накануне. И режиссёром это спектакля выступал именно Базука. И надо сказать, у него это получалось неплохо.

  Так, в молчании, они минут двадцать следовали по правому берегу ручья, вдоль длинного, плохо разминированного минного поля. Затем по скверно расчищенной тропе через это опасное поле в узком его месте. Далее по сталкерской тропке преодолели громадные путаные заросли ржавой колючей проволоки на окраине всё того же опасного минного поля. Это стало для Алекса неприятной неожиданностью – считалось, что сей скрытный путь «головоглазы» не знают. Затем постояли недолго у Задумчивого Пулемета, Базука с кем-то связывался, и что-то там неразборчиво уточнял.

  Задумчивый Пулемёт был весьма необычным пулемётом и являлся местной достопримечательностью. Он был настолько необычным, что его не только никто из дроннеров не трогал, но и наоборот, оберегали по мере сил. Пока они стояли, Задумчивый Пулемёт честно отрабатывал своё прозвище. Как всегда, заметив подходящую мишень, он долго примерялся и целился: со скрипом вертел башенкой, поблескивал слепой оптикой, и пошевеливал гнутым, высунутым из амбразуры тонким дулом. Через минуту или две, он начинал передёргивать затвор. Скрежетал исполнительными механизмами, выл расстроенными сервоприводами, задирал куцый ствол к серому небу, чем-то там постукивал и поклацывал внутри ржавого бронеколпака башенки. Наконец, передернув, начинал вновь примериваться и прицеливаться, обиженно жужжа моторчиками точной наводки. Прицелившись, хищно замирал ещё на несколько долгих секунд, словно раздумывал в неподвижности, а всё ли он как надо сделал? И вдруг, неожиданно для всех, делал пару выстрелов. Обычно пару, но иногда случалось один или три. У него тут же что-то заедало или переклинивало, и он начинал весь процесс с нуля. Стрелял же он настолько косо, чаще всего себе под нос, что от его безобидных выстрелов, шарахались только зелёные новички. Возле башенки был вбит колышек с табличкой, написанной красным корявым, размытым от времени и дождей, шрифтом: «ЗАДУМЧИВЫЙ ПУЛЕМЁТ. НЕ ЛОМАТЬ!!! Охраняется Островным Сообществом Дроннеров».

  Единственно полезную функцию, которую он выполнял, можно было назвать «функцией сороки» – он оповещал окружающих о том, что возле него кто-то есть. А единственный из зарегистрированных пострадавших от его стрельбы – сталкер-разведчик из команды добровольцев устанавливавших эту предупреждающую табличку. Задумчивый стрелок рикошетом засадил ему в заднюю ногу, после чего счастливый везунчик год таскал повреждённую конечность на перевязи. И с большим убеждением врал всем подряд о хитрости и коварстве зловредной железяки, продавшей свою механическую душу мистическому демону подземелий Четвёртого Бастиона. Некоторые верили.

  Наконец они перевалили водораздел, перебрались через безымянный ручеёк и вот сидели теперь, в угрюмом ожидании, непонятно чего. Сидел и Базука, слегка в отдалении, у простреленного насквозь ржавого, бронеколпака заглушенной наблюдательной башенки, опустив голову к земле, и тоже, видать, о чём-то молча, размышлял. Алекса эта игра в молчанку вначале тяготила. Он даже пытался завязать с кем-нибудь беседу, но, встретив глухое непонимание, бросил. И уже через небольшое время ему стало всё равно и на всё наплевать – ну, идут себе и идут, сидят себе и сидят.