– Вижу блеск разума в сих звериных очах. Однако тускл он и неверен.
– Это хорошо, что видите, – кивнул Химик. – И, к слову, зарубите себе на носу, Василий: гиперское сознание хотя почти рассосалось, но все еще живо. Как и гиперские инстинкты. Поэтому лучше мне не грозить. Гипер может среагировать, тогда будет плохо.
– Уж не вздумал ли ты мне угрожать? – удивился бородач, покачивая винчестером, лежащим на сгибе локтя.
– Вздумал, – согласился Химик. – Это именно угроза.
Только сейчас Пригоршня осознал, что в правой руке гипер держит костяной серп, который таскал в самодельных ножнах, смастеренных из найденного на земснаряде брезента, ремешков и веревки. А на левую руку натянута ворговская перчатка, правда, непонятно, научился ли Химик управлять «асуром». С чего вдруг эти двое сцепились? Вчера вроде все мирно было, особого внимания они друг на друга не обращали… Может, копилось в обоих что-то? Хотя драться, кажется, не собираются, только говорят на повышенных тонах.
– Полагаю, не стоит тебе угрожать мне, – медленно проговорил Василий Пророк.
Химик ответил, в упор глядя на вожака странников:
– В теле гипера гораздо больше, чем в человеческом, белых мышечных волокон. Белые – это так называемые быстрые волокна. Видел, Василий, как ящерица может долго сидеть на одном месте – и вдруг срывается со скоростью гоночной машины? В этом теле я тоже могу очень быстро двигаться. Уже пробовал, именно так сбежал от Ведьмака возле Завода. И в случае угрозы, если гиперские инстинкты по-настоящему проснутся… Лучше не доводить ситуацию до такого.
– Я – человек веры, ты – человек науки, – отрезал Пророк. – Нам не сойтись никогда.
– Возможно. Но пока у нас общая цель, мы можем действовать заодно, даже внутри совершенно различных матриц.
– Э-э… матриц, брат? – уточнил Пригоршня. – Каких матриц? Мы тут не в фильме, а посреди, как бы тебе объяснить… живой природы.
Химик повернул к нему голову:
– Матрица, Никита, это способ взгляд на окружающее, его восприятия. Для Василия мы сейчас находимся в преддверии адских Врат, населенном бесами и демонами. И преследуем тех, кто собирается открыть Врата, чтоб наводнить землю сатанинскими полчищами. А для меня мы в пограничной области нарушенных причинно-следственных связей, образовавшейся вокруг склейки эвереттовских миров.
– Чего? Какой, мать ее, склейки?
– Это либо случайное, либо спровоцированное кем-то взаимодействие различных ветвей Мультиверсума, и проявление в нашем континууме результатов этого взаимодействия. На квантовом, на микро или на макро-уровне… – он развел руками, звякнув кончиком серпа по сейфу. – Как в данном случае.
– Ну, намудрил, научник, – покачал головой Пригоршня. Он обратил внимание, что и Василий Пророк и Красный Ворон, отвернувшийся от окна, внимательно слушают, будто хоть что-то понимают.
Химик заключил:
– В общем, про все это можно говорить долго. Но на уровне практических действий вывод простой: у нас с Василием разные матрицы восприятия, и поэтому мы с ним действуем внутри совсем разных реальностей, пусть и видим вокруг себя ровно одно и то же.
– Хорошо, брат, а чего тогда, по-твоему, хочет Ведьмак со своими? В матрице Василия – ясно, Ведьмак хочет открыть Врата и впустить сюда сатанинские полчища. А в твоей матрице, то есть в твоем понимании – что ему надо?
– Трансформировать континуум. Или сломать его. Уничтожить. А может, искривить эту ветвь Мультиверсума и… срастить ее с другой.
– И к чему это может привести? Практически, так сказать? Луна нам на башку свалится?
Химик покачал головой:
– Слишком мало информации. Луна, конечно, тут не при чем, но… Сверхвыброс накроет планету? Реальность схлопнется в точку? Я не знаю, не хватает данных.
– Задница континуума, короче всем настанет, если Ведьмак подберется к эвереттовским Вратам и схлопнет реальность в точку сатанинского мира, – подвел Пригоршня черту, сводя воедино две матрицы, и глянул на Пророка. – А, батя, как тебе такой вариант?
Пророк молчал. Сверху донеслись шаги Тохи, скрип.
– Вот, что мыслю, – рокотнул наконец бородач, и Пригоршня уставился на него. Ему вдруг показалось, что лицо главаря странников кого-то ему напоминает. – В речах бродяги-ученого полно туманной мути.
– Ха! Тут я с тобой согласен.
– …Однако же и зерно истины в них кроется. Состоит оно в том, что, как ни называй врага рода человеческого и деяния его – хоть Сатаной, хоть Эвереттом – но, имея общую цель, можем мы объединить усилия. А потому… – он помолчал, огладил бороду и, шагнув к Химику, протянул руку. – Станем на время соратниками.
Химик, помедлив, руку пожал, узкая гиперская ладонь утонула в лапище бородача, и сказал:
– Вообще-то, Эверетт – это фамилия одного ученого, когда-то выдвинувшего любопытную гипотезу. Он потом спился, кстати. От этого и умер.
– Да понятно, – кивнул Пригоршня. – Меньше про склейки с мультиверсами надо думать, а больше о простых человеческих радостях.
– Что ж ты, ради простых человеческих радостей бросил один чемоданчик в одном месте у Аэродрома и сунулся сюда, в самое аномальное пекло? – спросил Химик, отходя от Василия Пророка.