Сеть

Например, сигнальщик стал совмещаться с химиком, а положенные по инструкции вещи происходить только на бумаге, в отчете о проделанной работе. Если в группе оказываются один-два гомо кретинус или стукача-недоброжелателя, то лучше просто шляться по помойкам, пускать пузыри, играть консервной банкой в футбол и дохлой крысой в баскетбол, вести разговоры о страшном. А вот как подберутся осмысленно глядящие ребята, можно начинать. Забойщик отправляется пытать удачу, а остальные его подстраховывают: пьют пиво, изучают прессу, беседуют по рации с начальством. Удача, кстати, совсем рядышком прогуливается, когда у тебя гранатомет последней конструкции. А на главном экране шлема светится координатная сетка с размеченными целями и направлением прицела. Приятно, что в меню имеется острая приправа: изящный пистолет-пулемет, спокойно укладывающийся в карман. Плюс щит, поглощающий слабые и рассеивающий сильные электромагнитные импульсы. Еще висит фонарик на груди, который вовсе не фонарик, а мощный мазер. От него страдают электрические системы оппонента, и делается тот немного несграбным, подслеповатым и не таким вредным, как обычно. Даже хочется приручить его для совместных выступлений в цирке. Вдруг удастся товарища монстра убедить, что массовым производством гадостей он убивает в себе личность.

За месяц работы наш спецназ стал чуть более любопытным соперником для «чудес природы», как кликали гадов пышные консервные дамочки. Однако отличились мы в основном на уровне мелкого вредительства. Где кладку яиц выудим, где молодняк накроем, если вовремя гражданин обеспокоится помутнением мозгов и потихоньку звякнет нам. Впрочем, недолго нам оставалось подличать — покуда матка не отвыкнет «метать икру» на стороне. А вот «лежбища» и «охотничьи угодья» у гадов скромнее не стали. На этом фронте борьба велась вничью. Только мы выбьем гарнизон из какого-нибудь старинного их удела, сразу отряд монстров перебирается в место, где раньше они считались сказками и инсинуациями. Похоже было, что гады даже раздували сферу приложения своего коллективного разума. Принялись калечить предприятия и институты, которых раньше в упор не видели. Наверное, проводили профилактические работы там, где чудилась им опасность. Перестраховывались, что ли — во многих стенах мысль еще не ночевала. Впрочем, гадам можно доверять, они же обоняют эти самые предательские субэлектронные волны. А Федянин считал, что противник просто задирается, показывая, что он плюет, чихает и мочится на все наши усилия.

А наши усилия, что касается «спорных территорий», были примерно таковы. Есть, допустим, у нас на примете здание, где раскидываются курени нынешних гуннов, значит, выставляем там пост. Сидим в фургоне неподалеку, прислушиваемся. Контрольные наши системы уже потоньше стали — научились наконец очищать сигналы от всякого дерьма, в смысле от помех, напускаемых монстрами. И датчики-передатчики теперь не так-то просто засечь, потому что меняют они по спецкоду несущую частоту. Только монструшки как следует засветятся где-нибудь, забойщик с помощью пожарной лестницы вламывается в самое дикое место, то есть в окно нужного этажа и начинает зарабатывать очки.

В тот сентябрьский вечерок с киношными эффектами умирало лето. За забором наяривал казачий хор: «Черный ворон, что ты вьешься…». Мы укрывались в фургоне на заболоченной территории третьего петербургского университета, что сбоку от Казанского собора, исполняли тему «козла», в полтона постукивая по столу костяшками. Нас было трое: правый сигнальщик-электрик-командир, левый сигнальщик-химик-радист и простой забойщик, то есть я. Еще и пожарная машина с лестницей. Студентами здесь давно не пахло, они съехали в загородный кампус, вовремя унесли задницы. Вместо юнцов несколько лабораторий, складов, вычислительный центр и гады, нуждающиеся в радости человеческого общения. Мы им должны помочь. Вчера робот лазал в кое-какие щели и установил там подслушивающую-поднюхивающую аппаратуру. Теперь знаем, когда новоявленные самураи переходят границу.