Сестры зимнего леса

О Кодрах и его таинственных обитателях всегда ходили всякие мрачные легенды.

Теперь-то я знаю, о ком их рассказывают.

8 Лайя

Утром проснувшись,
я обнаружила:
всё изменилось.
Вот только – что?
Рядом спит Либа,
веки опухли.
Матушки нет нигде,
тятя храпит.
«Что же не так со мной? —
крикнуть хочу я. —
Небо, ответь!»
В лес ухожу.
Сучок обвяжу
ниточкой пряжи,
ленточкой белой.
Здесь я оставлю
кусочек коры,
там – лист золотой.
Лесу дарю их,
всё повторяя:
«Ты – мой, ты – мой,
ну, а теперь
секрет мне раскрой,
листик зелёный.
Где моя матушка?
Плачет сестрица моя отчего?»
Лес же молчит.
Кажется, что
пересекла я
границу незримую.

На камнях замшелых делаю отметки,
чтобы отыскать по ним путь в родимый дом.
Гибкие тростинки окаймляют берег,
мне кивают, манят, пух их – словно перья.
В полумраке пух этот кажется знаком.

Вот он и ответ?

Словно отыскала остров среди шторма.
Где ты, моя мама?
Вижу, лебедь белый
плавает по волнам.
Слышу птичьи крики,
ветра свист, а лебедь
тянет свою песню,
просит отозваться.
Айе, айе, айе!
Вот бы спеть мне с ними,
но не понимаю
я их языка.
Это и не папин
идиш-мамалошен[12],
и не украинский
матушки родимой.
Странный, чудный говор,
словно неземной.

Безымянные созданья
там мелькают
меж стволами,
птичьи крики,
шум и трели,
свет и шорохи листвы.
Колокольцев перезвон
вдруг разносится.
Быть может —
это дети на коньках?
Шалуны скользят по льду,
с бубенцами на сапожках?
Нет, не бубенцы,
ошиблась.
Динь-динь-дон.
Но что же это
льдисто так звенит,
тревожно?

Вдоль по извивам днестровских притоков
следую тихо я тенью бесплотной.
Где-то к реке прилепились деревни,
люди беседуют в комнатах тёплых.
Думают, верно, никто их не слышит.
Я словно призрак незримый, и только.
Парубков вижу на санках, торговок
рыбой и слушаю их болтовню.
Юные парочки прячутся в чаще,
в глушь очерета скатившись с горы,
все беззаботны, бездумны, беспечны.
Там – под кустами целуются жарко,
вьётся парок над губами их лёгкий.

Мне бы свободы их, ну, хоть глоточек,
Мне бы скатиться с горки на санках.
Где же ты, где же, жуть небывалая?
Где же ты чудо, яркое, чудное?
Прячешься ли за лесами дремучими?

За лесами,
за горами,
за широкими долами

место,
сказка,
человек?

Где же моя настоящая жизнь,
и тот,
кто меня найдёт?
Кто в мир поглядит моими глазами,
кто сердце моё поймёт,
разделит то, что я понимаю?
Что втайне знала всегда?
И всё обернётся тогда иначе.
Что станет со мной тогда?

9 Либа

На следующий день мы с матушкой идём стирать бельё на ручей, что позади дома. Лайя, как всегда, где-то бродит. Матушка опять её отпустила. Я же вынуждена заниматься хозяйством.

Мы кладём бельё в ледяную воду и принимаемся бить вальками. Живот мешает мне наклоняться. Пытаюсь его втянуть. Ничего не получается. Ненавижу собственное тело. По-моему, я сама – будто валун у реки. Мама сгибается и разгибается над водой, словно гибкая тростинка. Лайя пошла в неё. Обе они тонкие, хрупкие, невесомые. Почему я раньше этого не замечала? Не понимаю.