Сестры. Дом мертвеца

«Все вместе, – подумала Света, – но без нее, втроем». Она тоже взяла журнал, равнодушно перелистала страницы, где глянцевые красавицы изгибали загорелые спины, выкатив грудь вперед, и неожиданно спросила про Алика:

– Любишь его, мам?

– Люблю. – Наташа глубоко затянулась, глаза ее сразу потемнели.

– А за что?

Наташа замолчала. Как это объяснить девочке?

– Он мой муж.

Наташа вспомнила, как в школе учительница им рассказывала про Чехова. В «Трех сестрах» он написал целый монолог несчастного мужа, а потом вычеркнул и вместо десяти строчек написал одну только фразу: «Жена есть жена...» Когда невозможно объяснить, объяснять ничего не нужно. Не может же она рассказать Свете, что значит для нее Алик. Что, может, сам по себе он не красавец и не звезда, но ей с ним рядом хорошо и спокойно. Он настоящий, и в кустах не затеряется, и семью в обиду не даст. В Библии сказано, что женщина должна рожать в муках, а мужчина в поте лица зарабатывать свой хлеб. А как он зарабатывает, не ее забота.

Наташу, конечно, беспокоили его телефонные переговоры на языке, который нельзя назвать русским. А также долгие поездки и ночные отлучки. Но то, что он ее любил и хотел, она знала твердо, а вмешиваться в свои дела он бы все равно не позволил. Дела его в последнее время, с весны, шли неважно, а потом его вдруг посадили. Адвокат оказался надежным и нашел нарушения. Какие – об этом тоже все помалкивали, делами занимались Толик с Мишей, она лишь бумаги подписывала. Выяснилось, что Алик вообще ни- при чем, а виноват во всем убитый Чуфаров... Тоже непонятно. По рассказам Толика, вроде приличный был, о матери заботился, Алку свою, танцовщицу из ресторана, одевал как куклу. Чего ему не хватало?

– А мой отец кто был? – внезапно перебила Наташины размышления Света.

– А отца у тебя считай что не было, – отрезала та.

Света упрямо опустила голову. С этим она согласиться не могла. Мужа можно любить или не любить, жить с ним или не жить, можно развестись, если не нравится, но с отцами все иначе. Какой бы он ни был. Любой. Она бы согласилась на любого, но ее никто не спросил. Потому что с детьми не советуются, когда решают разойтись. Хорошо бы они знали, что дети всегда против разводов. Заранее против.

Света, помолчав, небрежно обронила:

– Я недавно слышала сицилийскую поговорку: «Дай нищему коня – и он отправится в ад».

Наташа дрогнула. Это был снайперский выстрел. «Она мне мстит за отца», – подумалось ей. Со Светкой вечно так. Только расслабишься и все хорошо – вдруг удар по больному месту. Спокойная жизнь не так легко дается, трудишься, собираешь, миришься сама и остальных все время друг с другом миришь, а тут раз – и тебе напомнили, что все не так уж здорово, что усилия твои напрасны, что ткешь ты на самом деле паутину, которую любой, проходя мимо, может порвать в клочья, и строишь ты муравейник, который даже ребенок может разворотить. Светка попадала прямо в Наташины страхи все потерять и снова оказаться у разбитого корыта. Ее слова и реплики били в одну цель, намекали, что мать строит замки на песке. Что лучше бы ей жить, как все, тянуть лямку матери-одиночки и не дергаться. Все дети – эгоисты. Считают, что с их появлением жизнь матери принадлежит только им, а если это не так, страдают и упрекают. Ну с чего она взяла, что Динка растет, как сорняк? С каких это щей?

– Слушай, – Наташа вдруг обеспокоенно выпрямилась, – Дина же говорила вчера, что педагог по сольфеджио заболела, их раньше отпустят. Я совсем забыла... Пойди за ней прямо сейчас, ладно? А то ведь одна отправится, путешественница.

Света поднялась и молча направилась в прихожую.

– Дикая она немножко, – виновато добавила Наташа. – Ты такой не была. Ты была послушным ребенком.

3

Света незаметно дошла до музыкальной школы. В пустом фойе никого не было. Только уборщица Надя терла шваброй пол.

– Ушла твоя, – сказала она Свете. – С Яницкой вместе отправились. Важные такие. Скрипки больше их, а форсу-то, форсу!

– Давно?

– Да минут десять как ушли.

Света растерянно огляделась и пошла назад. Разминуться было негде, разве что какая-нибудь тропинка. Уже возле дома по раздававшимся выкрикам Света поняла, что что-то случилось. Растолкав небольшую толпу, она увидела испуганную Олю Яницкую, Динкину подружку не разлей-вода. Даже заколки для волос у них были одинаковые, не говоря уж обо всем остальном. Слыша вокруг восклицания: «Детей-то, детей-то за что!», Оля, стоя посредине возмущенной и сочувствующей толпы, явно собиралась плакать, потирая разбитую коленку с огромной дырой на колготках.

– Дина где? Где Дина? – выкрикнула Света. Голос почему-то отказал, получилось, почти шепотом, но Оля встрепенулась:

– Мы вместе шли, меня схватили, затащили в машину. Проехали, потом вернулись, и меня выбросили. А Дина убежала.

– Смотрю – подъезжают, стекла темные, энту на асфальт кидают, как куклу – и след простыл, – затараторила старушка в старом пальтеце.