Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Тут королева бала быстрым взглядом окинула группу мужчин, которые почтительно кланялись, любуясь ею и желая привлечь ее внимание. Однако девушка, наверное, не увидела среди них того, чье имя так и не было названо. Она нахмурилась и стала проявлять признаки беспокойства. Канталапьедра, который слышал разговор подруг и заметил растерянное выражение лица красавицы, воскликнул:

— Как? Разве ты меня не видишь? Я здесь, мой ангел!

Девушка сделала весьма выразительную гримасу и ничего не ответила. Зато Немесия, которая за словом в карман не лезла, отпарировала скорее бойко, чем находчиво:

— Да если бы вы, сеньор, здесь хоть всю жизнь проторчали, никто бы о вас и не вспомнил.

— А я не с тобой, простушка, разговариваю!

— Не больно-то мне нужно, чтобы вы со мной разговаривали!

— Ну и язычок… — вздохнул комиссар.

Весь этот разговор занял какое-то мгновение — только то время, пока девушки проходили мимо расступившихся перед ними мужчин, причем ни одна из них не замедлила шага и даже не обернулась к Канталапьедре. В дверях гостиной хозяйка дома с распростертыми объятиями встретила подруг. То ли желая сказать приятное, то ли вполне искренне, Мерседес воскликнула:

— Только вас мы и ждем, чтобы открыть бал! — И тут же, обращаясь к младшей из подруг, продолжала: — А как себя чувствует Чепилья? Почему она не с вами? А я уж было подумала, не случилось ли чего?

— Еще немного, и я бы тоже осталась дома, — ответила девушка. — Чепилья не совсем здорова; к тому же она стала такой несносной! Экипаж ожидал нас не меньше получаса.

— Оно и лучше, что Чепилья не приехала, — согласилась Мерседес, — ей бы не выдержать. Ведь танцы будут до самого утра. Дайте-ка ваши накидки!

Пора было начинать торжество. В комнату, где расположились матроны, вошел высокого роста лысый мулат, уже в летах, хотя и крепкий на вид. Широко разведя руки, он остановился перед Мерседес Айала и хрипловатым голосом произнес:

— Я за вами, моя чаровница, за вами, моя прелестная насмешница! Пора открывать бал!

— Нет уж, не в ту дверь стучитесь, — смеясь, ответила Мерседес.

— Напрасно вы мне это говорите, сеньора, я ведь упрям. Да и кому же, как не хозяине дома, подобает честь открыть бал, тем более в день ее ангела?

— О, я бы не возражала, если бы в этом изысканном собрании не было хорошеньких девушек, которым по нраву надлежит здесь властвовать и блистать.

— Разумеется, — ответил лысый мулат, — нынче вечером в этом избранном обществе нет недостатка в хорошеньких девицах, но красота, которая, кстати, присуща и вам, не дает им еще права открыть бал. Сегодня ваш праздник, Мерседита, и вы — хозяйка дома, где мы отмечаем столь счастливый день; вы — сама прелесть, само остроумие. Разве я не прав? — закончил мулат, обводя взглядом окружающих, словно ища у них одобрения.

Все присутствующие — кто словом, а кто жестом — не замедлили поддержать его, так что хозяйке пришлось подняться и нехотя последовать за мулатом. К тому времени мужчины уже не толпились посреди зала, и в центре его оказалось достаточно свободного моста. Лысый подвел Мерседес за руку к оркестру и тоном, не допускающим возражения, потребовал сыграть придворный менуэт. Этот плавный и церемонный танец к тому времени уже вышел из моды. Но коль скоро он был некогда принят в кругу знатных и важных господ, цветное население на Кубе продолжало открывать им свои праздники.

После шумных рукоплесканий, которыми гости наградили Мерседес, исполнявшую этот старинный танец довольно грациозно, не в пример гротескной манере, которой придерживался лысый мулат, бал начался по-настоящему, то есть все перешли к обычным кубинским танцам. Они представляют собой столь оригинальный и причудливый вариант испанских танцев, что трудно угадать их происхождение. Один из присутствующих отважился пригласить королеву бала, девушку с белым пером — так сказать, музу этого праздники, — и та, не колеблясь, приняла приглашение. Когда она переходила из гостиной в зал, чтобы занять место среди танцующих, одна из женщин громко воскликнула:

— Да благословит ее господь, до чего же она хороша!

— Вылитая мать, царство ей небесное! — добавила другая.

— Как, разве мать умерла? — удивленно спросила третья.

— Ну и ну, неужто вы впервые об этом слышите? — возразила вторая гостья. — Разве вам не рассказывали, что через несколько дней после родов она скончалась, узнав о том, что потеряла свою дочь?

— Не понимаю. Как же она ее потеряла, если девушка жива?