Сесиль умерла

Она смотрела ему прямо в глаза. Она была худая и узкобедрая, но грудь у нее уже была вполне развита, и облегающая кофта дерзко подчеркивала это.

— Ну что ж, теперь вы меня видели и…

— А разве вы не будете меня допрашивать?

— Вы хотите мне что-нибудь сообщить?

— Может быть…

Госпожа С-вашего-позволения с негодующим видом вздохнула и покачала головой, насколько прострел позволял ей это.

— Войдите… Что же вы хотели сказать?

В комнате консьержки девчонка чувствовала себя как дома. По ее торжествующему виду можно было подумать, будто она побилась об заклад, что сумеет завязать разговор с комиссаром.

— Я хотела рассказать вам о господине Дандюране…

— Кто это? — повернулся Мегрэ к консьержке.

Возмущенная самим присутствием Нуши, консьержка сказала:

— Не знаю, что она вам собирается наплести, но этим девчонкам, с вашего позволения, соврать — что плюнуть… Господин Дандюран — бывший адвокат, очень приличный, степенный, спокойный жилец и вообще… Он уже который год занимает пятый этаж… Столуется не дома. Никто к нему не ходит… Да он и сам скоро появится.

— Ну так вот, — деловито сообщила Нуши, — господин Дандюран просто старый кобель… Каждый раз, как я спускаюсь, он стоит за своей дверью… Несколько раз он шел за мной по улице… А в прошлом месяце, когда я проходила мимо его квартиры, он стал знаками зазывать меня к себе…

Госпожа С-вашего-позволения воздела руки к небу, словно говоря: «Подумать только, какие мерзости приходится слушать!»

— В понедельник я из любопытства зашла к нему, и он стал показывать мне свою коллекцию открыток. Клянусь вам, сроду я таких гнусностей не видела. Он сказал, что, если время от времени я буду его навещать, он даст мне…

— Не верьте ей, господин комиссар…

— Даю слово, что это правда… Я тут же все рассказала Почи, и она тоже пошла посмотреть открытки. Он и ей стал предлагать то же самое…

— Что же он ей предложил?

— Как и мне, часы с браслетом… Не иначе, у него их целый склад… А теперь я еще вот что расскажу. Однажды ночью, когда мне не спалось, я услышала какой-то шум на площадке… Я встала и подошла к двери… Посмотрела в замочную скважину и увидела его…

— Простите, — прервал Мегрэ. — На лестнице горел свет?

Он почувствовал, что она колеблется, слегка растерялась.

— Нет, — произнесла она наконец, — но ночь была лунная.

— Разве луна может освещать лестницу?

— Да, через слуховое окошко, как раз над площадкой…

Это была правда, Мегрэ вспомнил про окошечко. Но почему же она вдруг заколебалась?

— Благодарю вас, мадемуазель… Можете идти домой. Ваши родители, наверно, беспокоятся…

— Они с сестрой пошли в кино.

На лице у нее было написано разочарование. Уж не рассчитывала ли она, что Мегрэ поднимется с ней?

— Вы больше ни о чем не хотите меня спросить?

— Нет… До свидания.

— Это верно, что Сесиль умерла?

Он не ответил и притворил за ней дверь.

— Ну и срам, с вашего позволения, — вздохнула консьержка. — Еще стаканчик, господин комиссар. Того и гляди, она начнет принимать мужчин у себя дома, когда нет родителей… Вы заметили, как она на вас поглядывала?.. Я просто краснела за весь женский пол…

С улицы по-прежнему доносился грохот грузовиков и легковых машин. Мегрэ снова уселся в плетеное кресло, затрещавшее под его тяжестью. Консьержка подбросила угля в печку и тоже села, кот вскочил к ней на колени. Стало жарко. Казалось, автомобили и грузовики проносятся где-то в чужом, далеком мире, словно на другой планете, и живым остался только этот ставший таким привычным дом. Над кроватью консьержки висела резиновая груша, с помощью которой открывалась входная дверь.

— Без вашего ведома в дом никто не может войти, верно?

— Да это невозможно: ключей ведь нет.

— А через лавки?

— Внутренние двери, ведущие из лавок в дом, забиты. Госпожа Буанэ очень боялась воров…

— Вы сказали, что она уже многие месяцы не выходила из дому?

— Видите ли, она была не совсем недвижима. Она передвигалась по квартире, опираясь на палку. Иногда она даже выползала на площадку, чтобы следить за жильцами или проверить, хорошо ли я делаю уборку… Не услышишь, как она появится. Прямо крадется в своих войлочных туфлях и даже на палку нацепила резиновый наконечник.

— У нее бывало много народу?

— Никого… Вот разве что ее племянник, месье Жерар, иногда заходил. Племянница, мадемуазель Берта, и носа к тетке не казала. Сдается мне, с вашего позволения, что она завела дружка. Как-то в воскресенье, идя на кладбище, я ее встретила с очень видным мужчиной лет тридцати, и я сразу подумала, что он человек женатый… Только вот не разглядела, есть ли у него кольцо…

— Словом, госпожа Буанэ жила совершенно одна с Сесилью?

— Бедная девушка! Такая обходительная, такая преданная! Тетка обращалась с ней как с прислугой, а она никогда не жаловалась. Вот уж эта сроду не бегала за мужчинами. Слабенькая, здоровье никудышное, что-то с желудком, а ведь ей приходилось выносить мусор с шестого этажа и таскать наверх уголь…

— А деньги в банк относила Сесиль?

— В какой банк?

— Когда госпожа Буанэ получала квартирную плату с жильцов…