- А, - как бы приходя в себя и осознавая вопрос, отец протянул скрипучим голосом, - хорошо прошел, дочка. Травы много, воды много. Жаргал сегодня целую телегу соли овцам привез. Все хорошо. - Он немного помолчал и спросил, - Где мой внук?
Отец никогда не называл Сереженьку внуком, за что Сэсэг поначалу обижалась на него, а потом решила, что, наверное, не стоит, раз он для себя так решил, то все равно уже будет называть как привык, поэтому вопрос отца сильно удивил ее.
- Бегает где-то, - растерянно проговорила Сэсэг. - И, правда, надо его позвать, скоро ужин. Цырен, Амгалан! - позвала она братьев. Не прошло и пяти секунд как, приподняв занавеску, в дверях появился невысокий крепкий парень на вид лет пятнадцати и вопросительно посмотрел на Сэсэг. - Амгалан, сбегай, пожалуйста, найди Сереженьку. Скоро есть будем. Жаргал сегодня сказал, поздно будет - колымит, так что без него поужинаем.
Парень кивнул и скрылся в уже сгустившихся сумерках. Послышался его голос:
- Цырен, пошли Сережку поищем, есть сейчас будем, а его нет.
Почти сразу раздался голос соседского мальчишки, их друга:
- Цырик, Амоха, вы куда?
- Нашего Серого искать, убежал куда-то. Не знаешь где он?
- На Куду они пошли налимов бить.
- Побежали с нами, - позвал его Цырен.
- Не могу, отец наказал. Видишь, дома сижу.
Послышался топот убегающих мальчишек.
Вернулась мать. Посмотрела на мужа.
- Ты чего, отец, заснул что ли?
- Нет, я просто устал, шибко спать хочу. Есть не буду.
Он встал, подошел к печке, открыв чугунную дверцу, топки аккуратно выбил в ней свою трубку. Рассыпавшиеся искры провалились в серый пух холодного пепла и там погасли. С трудом разогнувшись, отец ушел в их с матерью спальню, отгороженную от зала дощатой стенкой и тонкой дверью. Мать вместе с Сэсэг молча проводили его взглядом. Отец еще долго возился, кашляя и отхаркиваясь в ведро, которое ему в последнее время специально ставили.
Поздно ночью, когда все уже давно спали, приехал Жаргал. Мать, поднимаясь со своей постели, чтобы его встретить, не услышала, как дышит отец. Подойдя к постели, она потрогала его за плечо. Он был уже холодный.
XII
- Ребята, я глазам своим не верю: вы, и здесь, у меня! - Сэсэг светилась от счастья, прижав ладошки к щекам и качая головой. Она смотрела попеременно то на Свету, то на Мишу с радостью и тем интересом, с которым родители смотрят на своих, счастливо вернувшихся после длительного отсутствия детей, одновременно оценивая, насколько они повзрослели, возмужали, и гордясь этими произошедшими в них переменами. - Вы не представляете, как я рада!
- Ты ни сколько не изменилась за эти тридцать лет, - у Миши белозубая улыбка была до ушей. - Я тебя именно такой и представлял. И сын весь в тебя пошел.
Нарядная, слегка поседевшая, Сэсэг сидела в инвалидном кресле за празднично накрытым столом, а напротив на диване расположились Света и Миша. Уже час как они зашли в квартиру, где жила Сэсэг.
Сереженька встретил их в аэропорту Иркутска и на своей старенькой праворульной Тойоте привез в Усть-Ордынское. По дороге они совершенно познакомились, много о чем, успев поговорить.
Начало августа нынче было очень жарким, несметная мошкара висела черными тучами в сырых болотистых низинах. Когда дорога проходила по таким местам, Сереженька закрывал все окна, потому что другого спасения от этого вездесущего таежного населения не существовало. За несколько минут машина с закрытыми окнами раскалялась так, что становилось невозможно дышать, поэтому, как только проскакивали места с мошкарой, все окна открывались снова, впуская жаркий ветер, который, знойно обдувая, больше не освежал, но высушивал намокшую от пота одежду.
- Сережа, а что, кондиционер не работает? - Спросил Михаил, просто чтобы удостовериться, что все настолько плохо.
- Машина старая, кондиционер не работал с момента покупки. Хуже, когда зимой печка не работает, в наших краях без нее нельзя, а без кондиционера жить можно, - бодро отрапортовал Сереженька. - Мне Жаргал дорожный просвет увеличил. Новые пружины поставил, вот это тоже для нас очень важно и жизненно необходимо, а кондер - это ерунда, только бензин лишний жрет.
Летняя тайга и днем и ночью кишела жаждущими крови насекомыми. Рожденные голодными, слепни, издалека почуяв жар мотора, жадно кидались на радиаторную решётку, лобовое стекло и со стуком разбивались об него, оставляя мокрые желто-красные пятна, превращаясь из хищника в жертву собственного инстинкта и несущегося со скоростью сто двадцать километров в час чуда японской техники, бог весть какого года выпуска. Ночью их сменят мириады комаров, которые в напрасной попытке укусить человеческое существо тоже тупо бросаются на источник тепла и разбиваются об его железно-стеклянную капсулу, облепляя капот машины и фары своими меленькими серыми трупами. Наверное, плохо, когда существом руководят только инстинкты.