Серый. Мир

— Алим-ага, — уважительно, как принято у татар обратился я нему. — Берите в своё подчинение пару парней, тех, кого сам посчитаешь нужным. Назначаю вас командиром хозвзвода. Необходимо организовать кухню. На проходе постреляли много ездовых животных терронов. Их и используйте для приготовления пищи. Как вы сказали…. Ойогос? Это, если я не ошибаюсь, отварная конина? Отлично, подойдёт. Обратный склон этой скалы выходит к речке, там можно набрать воды. А сам склон, представляет собой широкие террасы, которые прежние хозяева использовали под огороды. Возможно, вы найдёте там съедобные растения и корнеплоды. И постарайтесь, сварить побольше мяса.

— Сделаем, командир-абый.

— И ещё: со всех наших убитых, снимите обувь и верхнюю одежду. Им она больше не понадобиться, а нам может пригодиться.

Седобородый татарин кивнул, и, закинув винтовку на спину начал отбирать нужных ему людей. Желающих служить в хозвзводе было более чем достаточно. Это и понятно, бывалому человеку всегда хочется быть поближе к кухне и подальше от передовой.

— Эй, боец, — окликнул я молодого парня, крестьянской внешности, с лицом обсыпанным веснушками, — Где Морозов? Ну, мужик с угрюмым лицом, который вами командовал, во время штурма. У него ещё пулемёт был.

— Дык. Его камнем пришибло, — явно смущаясь тем, что на него обратили внимание, произнёс парень. — В самом конце штурма, возле стены. Террон кинул здоровенную каменюку, и старшому грудь проломило. Кровяка, так и брызнула в стороны.

— Зовут то тебя как? — устало спросил я. Хоть Игнат и был против меня, но его смерть — это очень тяжёлая потеря для нашего отряда.

— Георгий. Можно просто Гоша.

— Гоша, он же Гога, он же Юра, он же Жора, здесь проживает? — раздумывая о сложившейся ситуации, произнёс я.

— Чего!? — округлив глаза, ошарашено спросил парень.

— Ничего! Ты, что не смотрел кино «Москва слезам не верит»? — раздражено спросил я. — Не тупи! Пошли, покажешь, где тело Морозова лежит.

— А, так его мужики ко всем раненым снесли.

— Так, он что жив? — удивлённо спросил я.

— Дык, жив, знамо дело, — улыбаясь, произнёс Гоша. — Лежит под стеной и материться страшно.

— Во, дебилы! Сразу сказать не мог? — заорал я, на улыбающегося Гошу. — Давай бегом, показывай дорогу. Сусанин хренов!

— Дык, а чё её показывать? Во-он за той башней, ну с которой вы стреляли, раненые и лежат, — парень показал рукой направление, в котором надо идти. — Морозов — сука, главное, сам раненых добивал, ну тех, кого полосатые твари на проходе порвали. А теперь сам с проломленной грудью лежит. Может добить его? Всяко не выживет, сразу видно.

— Слышь, ты, Гоша. Помолчал бы лучше, — оборвал я философские рассуждения парня. — Давай бегом, найди мне кого-то из командиров отделений. Как найдёшь, скажешь, что я приказал собрать всех бойцов. Понял? Выполнять приказ!

Парень сорвался с места, и смешно волоча за собой винтовку, побежал выполнять приказ. Я быстрым шагом пошёл в сторону башни, возле которой лежали раненные. Интересно получается: Морозов добивал своих раненых. Отморозок! Хотя, его понять можно — элементарных лекарств и перевязочного материала у нас не было. На сотню человек дали всего десяток ИПП. Индивидуальный перевязочный пакет состоит из марлевого бинта и двух ватно-марлевых подушечек, одна из которых фиксирована на расстоянии 12–17 см от конца бинта, а другую можно передвигать по бинту на нужное расстояние. Бинт с ватно-марлевыми подушечками завёрнут в пергаментную бумагу, в складку которой вложена безопасная булавка, и упакован в герметическую наружную оболочку из прорезиненной ткани, стойко сохраняющую стерильность содержимого. А аптечка была всего одна! Так, что у тяжелораненых шансов выжить не было. Даже легкораненые, имели прекрасную возможность получить заражение крови и сыграть в ящик. На ходу, я достал из внутреннего кармана куртки аптечку АИ-1.

Раненых было много, не меньше двух десятков. Все с переломами и рваными ранами. Некоторые уже были перебинтованы, но большая часть просто лежала под каменной стеной и медленно, мучительно умирала. А, что ещё оставалось делать, если квалифицированной помощи оказать было некому и самое главное нечем: не было ни бинтов, ни лекарств, ни болеутоляющих препаратов.

Игнат лежал на земле, в луже собственной крови. Грудная клетка была разворочена, и наружу торчали обломки рёбер. Да, с такими ранами долго не живут. Удивительно было, что Морозов до сих пор находится в сознании. Лицо его было бледное, казалось, что в теле не осталось ни единой кровинки, вся грешная вытекла. Но, несмотря на страшную рану, Игнат до сих пор прибывал в сознании и даже пытался что-то говорить. Правда, получалось у него это, из рук вон плохо, вместо слов с губ срывались только стоны, да хрипы, ну ещё и кровь текла из-за рта.

— Командир! Коман…. д-иир, — прохрипел Игнат, — Вас, всее. х, в ра-аа..с..ход, прик…ка. заали.

Наклонившись над израненным Игнатом, я, не обращая внимания, на его бормотание, начал лечение, слушаясь подсказок внутреннего помощника.