Серый кардинал

После занятий — а занимались они, как выяснилось, три с половиной часа — Бирюков мылся со всеми в душевой, чувствуя, как ноют и саднят ушибы и ссадины, но одновременно ощущая предельный душевный комфорт по той причине, что опять-таки все молчали. Он вдруг отчетливо вспомнил, как болтали, захлебываясь от щенячьего восторга, все его прежние ученики, как донимали они его глупыми и назойливыми вопросами: вот я уже столько занимаюсь, а у меня этот удар почему-то не получается, а у меня вот тут раньше болело, а теперь не болит, а что будет, если Ояма подерется с Мохаммедом Али. А этим говорить было, очевидно не о чем, они или знали все обо всем, включая и друг друга, либо не хотели тратить энергию и время на бесконечные глупые выяснения того и сего. Нет, компания эта Бирюкова определенно устраивала, хотя зверюги, конечно, с ними в спарринге зевать нельзя — живо что-нибудь сломают.

Потом молчаливый молодой человек подвез его поближе к дому, и Клюев только бросил на прощанье: «Я тебе позвоню завтра, Николаич».

Клюев позвонил на следующий день и пригласил Бирюкова, как он выразился «на прогулку» в субботу, то есть, еще через день.

«Прогулка» заняла около трех часов, причем преодолели они (теперь в группе было пятеро) за это время никак не меньше двадцати пяти километров. Маршрут показался Бирюкову несколько странным — он пролегал поблизости от новой застройки, расположенной в степи у гряды небольшого леса.

— Нувориш-таун, — обронил Клюев, глядя на скопление строений.

А «нувориш-таун» представлял из себя довольно большой поселок, состоявший из вызывающе огромных особняков — великолепный кирпич, ажурные решетки, фигурная черепица и цинкованная жесть на крышах. Дорога, ведущая к поселку от автотрассы, была выложена широченными бетонными плитами, аккуратно подогнанными друг к другу, без зазоров и неровностей, она разительно отличалась от бугристого, покрытого разномастными заплатами асфальта междугородной трассы. По периметру поселок охватывал высокий забор, сделанный тоже из бетонных плит, поверхность которых была разлинована, так что образовывались аккуратные дольки, похожие на шоколадные. Эти гигантские шоколадные плитки, высотой метра в три тянулись, покуда доставал глаз.

Группа трусцой — впереди бежал Клюев — удалилась километра на два от «нувориш-тауна» в глубь леса. Тут должен был вести свою партию Бирюков. Под ногами на сей раз лежал мягкий полусгнивший хворост, прошлогодние листья, что вносило некий элемент комфорта, а в остальном условия были ничуть не мягче, чем в спортзале несколько дней назад. Сегодня надо было отражать нападение вооруженного партнера. И опять Бирюков поразился, насколько серьезно играют его новые знакомые в боевые игры. Никаких условностей, никакой имитации, никаких поблажек. Уже третий противник ощутимо оцарапал армейским штык-ножом предплечье Бирюкова. Бирюков блокировал атакующую руку, реакция его не подвела, все вроде бы сделал вовремя, но немного не рассчитал траекторию. Неприятно пораженный вспыхнувшей вдруг острой болью, он тоже сработал «до отказа», и в следующую долю секунды его партнер упал на одно колено, схватившись за поврежденную руку. Всем своим видом он старался не показывать этого, но чувствовалось, что парень терпит сильнейшую боль — лицо побледнело, нижняя губа прикушена. Здоровенный нож отлетел метра на три.

Клюев очень спокойно обследовал локтевой сустав потерпевшего и сказал безо всякого выражения:

— Ничего, заживет, как на собаке.

«Да они роботы какие-то!» — Бирюков вспомнил, какие глаза были у нападающего с минуту назад. Ни ярости, ни азарта, ни страсти, только уверенность и решимость. Можно только чисто гипотетически предположить, что случилось бы, не увернись Бирюков за долю секунды до того, как холодная сталь прошла то место в пространстве, где было его тело.

Потом они стали упражняться в метании. Штык-нож, толстенная заточка, стальная полоска — все шло в дело, все летело, кувыркалось, рассекало воздух, чтобы под конец с неизбежностью математической формулы — всегда, абсолютно во всех случаях! — воткнуться в ствол старой сосны. Броски делались из положения стоя, полуприсев, с поворотом вокруг собственной оси, после кувырка вперед, после падения на спину. Тут уж Бирюков вынужден был признать собственную ущербность. Только заостренный стальной стержень в какой-то степени повиновался ему. Шесть или семь раз из десяти Бирюкову удавалось воткнуть его в ствол дерева. Но Клюев похвалил:

— Неплохо, Николаич, результаты обнадеживают.

2

Вскоре неподалеку от “нувориш-тауна”, как его назвал Клюев, появился человек. Очень незначительный с виду человек, мужчина между тридцатью и сорока, типичный представитель обочин, то ли сельский механизатор, то ли рыболов — порыжевшие кирзовые сапоги, полинявшая брезентовая штормовка, кепчонка, вообще утратившая первоначальные форму и цвет. Но скорее мужичонка был рыболовом, чем механизатором, потому что за плечами его болтался рюкзачок, в котором угадывались какие-то продолговатые предметы, возможно, складные удочки.