Серые пчелы

Шагал он вниз по дороге неспешно, задумчиво. Беспокоился в мыслях о том, что Бекир после похорон отца на пасеку не приезжал. Словно оборвалась между семьей Ахтема и Сергеичем связь. Будто отвернулись они от него, когда печальная судьба Ахтема прояснилась. Как ни пытался об этом он размышлять, все в тупик попадал, не понимая, как ему быть? Что ему теперь об Айсылу и ее детях думать и что они о нем, человеке чужой веры и из чужого края, думать могут? Он ведь, конечно, за помощью к ним в Крым приехал. И не один, а с пчелами. Несмотря на их горе, помощь эту получил. Получил и получал. И не только лепешками и ужинами, а и душевную. Даже привязался к ним, как бездомная собака к доброму человеку привязывается, за ним, хвостом виляя, ходит. И вдруг ворвалась в их отношения смерть. И все. Тишина. Поговорить не с кем. Будто забыли о нем!

На спине рюкзак пустой болтался. В кармане брюк рубли лежали, и те, что на ремонт машины ему при въезде в Крым дали, и те, что он от Айсылу за мед получил. Вот и с продажей меда они тоже ему помогли. Значит, беспокоились о нем до похорон! А может, они обиделись из-за того, что он на похороны приперся? Он ведь там действительно единственным чужим был! Никто из местных славян прощаться с Ахтемом не явился!

Покачал головой Сергеич. «Может, все-таки зайти к ним?» – подумал.

Ясное дело, что не до него им сейчас. Траур у них. А какой траур у мусульман, он не знал. Может, траур в том и заключается, что никого из чужих или чужой веры они видеть не могут?

– Ну тогда они меня вежливо в дом не пустят, – решил пчеловод. – На пороге пояснят. Я, наверное, все-таки сначала к ним, а потом уже в магазин…

Стал он дни, минувшие с похорон, пересчитывать, пальцы на руке загибать. И вдруг понял, что не дни считает, а ночи. И даже не ночи, а сны! И тут ему последний увиденный сон вспомнился. Тот, что прошедшей ночью он видел. Страшный. Страшный и глупый. Будто под землей он в шахте жил, и шахта заброшенной, закрытой была. Хотя электричество в ней дивным образом свет тусклый в фонарях удерживало. И кровать у него там стояла такая же, как дома. Может, это даже та самая кровать железная была, с хромированными спинками – спинка у изголовья выше той, что в ногах, и на верхних кончиках четырех боковых столбиков – круглые блестящие набалдашники, которые откручивались при необходимости. А рядом, метрах в трех от кровати, ряд ульев. Все его шесть ульев. И вылетали из них пчелы, только вот куда они летели – не мог во сне Сергеич понять. Он и сидел у ближнего улья, за летком наблюдая. Видел, как вылетают пчелы, видел, как прилетают, грузно из-за веса собранной пыльцы на леток бухаясь. Только пыльцу они черную приносили, как уголь, черную. И смотрел на них Сергеич, наблюдал за ними, а понять не мог. Пчелы, может, из-за тусклости, то серыми ему казались, то черными, как большие осенние мухи. И только по жужжанию, которое он никогда с другими насекомыми жужжаниями бы не спутал, понимал, что не мухи это, а пчелы.

Когда ноги Сергеича его к мечети вывели, бросил он о сне последнем думать. Свернул на улицу и увидел впереди, возле забора Айсылу, синий микроавтобус и такого же цвета джип с молчащими мигалками на крыше.

Когда к калитке подошел, из микроавтобуса мужик-славянин вылез, уставился вопросительно. Вроде как окликнуть хотел, но пчеловод быстро в калитку шмыгнул и торопливо до порога дошел. Постучал.

Дверь долго не открывали. Уже хотел было Сергеич со двора идти, как тут шаги услышал.

– А, это вы, – Бекир приоткрыл дверь.

– Я на минутку, – прошептал Сергеич, заходя. – Хотел вашей маме соболезнования выразить!

Неожиданного гостя усадили за стол. Угостили чаем.

– Вы извините, если я не вовремя, – Сергеич посмотрел в лицо хозяйке, пытаясь понять, что в нем изменилось.

Выглядела Айсылу неважно, словно не спала ночью. Глаза ее странным, холодным спокойствием светились. Айше присела за стол, но только на минутку, а потом вместе с чашкой из гостиной вышла. Остались они втроем.

На трюмо знакомая церковная свеча горела. Если б зеркало не было темной тканью занавешено, отражался бы в нем сейчас этот огонек, вполне бесполезный при таком ярком солнечном свете, внутрь комнаты через большое окно падающем.

– Примите мои соболезнования, – перевел Сергеич взгляд со свечи на хозяйку. – Извините, что побеспокоил, что пришел…

Айсылу кивнула.

– Спасибо, – проговорила она негромко. – И еще спасибо, что вы тогда в Симферополь съездили. Если б не вы, они бы нам Ахтема не отдали…

Сергеич пожал плечами.

– Они знали, – прошептал он, глядя в глаза Айсылу. – Я раньше говорить не хотел… Тот человек, с которым я разговаривал, вас вдовой назвал…

Хозяйка слова гостя на удивление спокойно восприняла.

– Вдовой без захороненного мужа называться нельзя, – сказала. – Но теперь мне можно… Вы завтра приходите. На поминки.

– А что, уже девять дней прошло? – удивился Сергеич.

– Шесть, – ответила она. – Завтра семь будет…

– У вас на седьмой?

– На третий, седьмой… на пятьдесят первый, – Айсылу возвратила взгляд на свой нетронутый чай, потом обернулась к сыну. – Ты заедешь за ним завтра?