Серые пчелы

Не спеша дошагал до начала бульвара, туда, где Бекир его сейчас ждал, должно быть, надеясь хоть на какие-то новости. А какие у него новости? Никаких! Если не считать, что этот Федорович Айсылу вдовой назвал. Он, правда, сказал потом, что оговорился. Но разве может человек, в такой службе работающий, оговориться?

«Нет, – думал Сергеич на ходу. – Именно это он и хотел сообщить. А сказать больше, наверное, права не имел! Ведь разве можно так случайно и без всяких там причин женщину вдовой назвать?»

Голубая «нива» стояла на месте. Бекир рядом в тени от солнца прятался, ел мороженое. Увидев Сергеича, машинально откусил от конуса кусок побольше, видимо, чтобы быстрее с мороженым покончить.

– Машина открыта, садитесь! – крикнул, проглотив.

Минуты через три поехали. Из-за жары Бекир опустил стекла в передних дверях. В машину вместе с теплым ветром ворвался и шум города.

Разговаривать при нем было трудновато. Да и вообще Сергей сейчас говорить не мог.

Когда выехали на Севастопольское шоссе, Бекир поднял стекло в своей дверце, стало чуть тише.

– Что они вам сказали? – наконец спросил он.

– Ничего конкретного, – проговорил пасечник, решив про слово «вдова» не упоминать. – Со мной один в гражданском разговаривал. Посоветовал искать связи в полиции. Сказал, что десятка два таких случаев и виноваты казаки и Крымское ополчение.

– И больше ничего?

– Нет, – Сергеич отрицательно помотал головой.

– Все равно спасибо! – сказал Бекир и вздохнул. – Мама звонила, на ужин нас ждет… И еще просила уголь помочь разгрузить.

– Уголь? – оживился Сергеич. – Конечно! А зачем вам уголь?

– На зиму, мы углем топим!

Пчеловод прикрыл глаза. Вспомнил свои угольные запасы. Руки, на коленях лежащие, словно снова тепло от буржуйки ощутили. Улыбнулся он. И задремал, ощутив внезапную усталость – и нервную, от визита в контору с длинными коридорами, и физическую – от жары.

50

Только тот, кто с углем с детства дело имел, может легко определить, сколько тонн угля в куче, сваленной самосвалом на землю, лежит. И не нужно для этого мерять радиус или ее высоту, достаточно взглядом окинуть и умом этот уголь взвесить или с теми кучами угля, которые уже в твоем доме сгорели, сравнить.

– Тут пять тонн, точно! – не сдавался Бекир, пока бросали они его лопатами в тачку, чтобы откатить потом ее к задней стороне дома и ссыпать в погреб-углярку с маленькой дверцей и покатым бетонным полом, сделанным человеком знающим и разбирающимся во всех тонкостях жизни с твердым топливом.

Сергеич снова мотнул головой, но уже промолчал – он-то видел, что в куче той от силы было четыре тонны. Ну пусть чуть больше, но теперь, глядя на количество породы, заставлявшее кучу эту рябеть, и отнимая от нее ее вес, получал он в своих расчетах даже не больше четырех тонн угля. Слыша, как болезненно Бекир настаивает на своей правоте, о породе Сергеич решил уже и речь не заводить. Но, в конце концов, когда очередные десять тачек отвезли они в подвал, а толкали они тачки за дом по очереди, когда ощутил он в руках усталость, остановился у деревянной – в полтора метра высотой – дверцы. Остановился, подождал идущего следом Бекира.

– И что, уголь у вас всегда такой? – только и спросил.

Бекир, конечно, понял, почему возник вопрос, вытер ладонью пот со лба. Выдохнул:

– Бывает, хороший привозят, чистый, ростовский. Но тот почти в два раза дороже. А этот с Донбасса. Обещали, что без породы будет… Но что теперь? – мотнул головой. – Деньги-то они наперед взяли, а водитель ссыпал и уехал. Кому претензии предъявлять?

Сергеич кивнул, взялся за ручки тачки. Повел ее по покатому бетонному пандусу, справа от которого ступеньки в подвал опускались. Только ступеньки до пола доходили, а пандус – нет. Посыпался уголь вниз. Подождали они с Бекиром, пока пыль угольная уляжется, а потом спустились по ступенькам и лопатами уголь подальше вглубь отбросили, чтобы место для следующего освободить.

К семи вечера дело наконец было сделано.

За ужином Айсылу то и дело на Сергеича пытливые взгляды бросала. Иногда обменивалась с сыном и дочерью несколькими словами на татарском, но негромко, вполголоса, чтобы гостя не смущать.

– И они даже не намекнули? – спросила она уже за чаем, пододвигая поближе к Сергеичу тарелку с пахлавой.

Он мотнул отрицательно головой. Вздохнул.

– Все равно хорошо, что вы съездили! – Айсылу снова на гостя посмотрела. – Сказанные слова не исчезают, они остаются! Особенно вопросы! Те, с кем вы говорили, будут теперь про Ахтема думать!

Сергеич тревожно на хозяйку посмотрел, а потом назад обернулся, нашел взглядом свой мобильник, что в углу комнаты на полу, на краешке толстого темно-красного ковра лежал – заряжался.

«Не забыть бы», – подумал.

И снова в памяти голос Ивана Федоровича из Симферополя прозвучал: «Скажи его вдове…» Возвратил Сергеич взгляд на Айсылу. Хотелось ей что-нибудь хорошее сказать. Только вот что? А в плечах ломота ощущалась, тяжесть. Кисти рук болят. Все-таки уголь таскать – не детская забава!

– Я вас отвезу, – предложил Бекир, когда ужин к концу подошел.