Ноутбук выдает пустой экран с помехами, жесткий диск болезненно скрежещет.
– Черт! – Я сердито тычу кнопку питания, перезагружая его, но машина отказывается оживать. Вздохнув, я откладываю ее в сторону. Неважно, у меня есть распечатки. Наш бюджет – три и шесть десятых миллиарда, зачем нам эта хрень? И, кстати, зачем мы посылаем два вооруженных отряда на дружескую беседу с физиком на пенсии?
Гомес моргает, и я знаю, что он сейчас соврет. Запоминать такие вещи в отношениях – профессиональный риск.
– Это не то, что ты думаешь, Кейт. Он опасен. Мы даже не хотим, чтобы ты попыталась получить у него информацию. Никакого конфликта. Просто покажи ему фотографии и посмотри, как он отреагирует.
Мгновение мы смотрим друг другу в глаза. Это классическая ошибка людей, смешивающих работу и удовольствие – вскоре это приводит к неприятным последствиям. Мне очень хочется встряхнуть его за плечи и заставить сказать правду. Я закрываю глаза. Я могу представить себе ход спора, как сценарий
Поэтому я просто вздыхаю.
– Ладно, так или иначе.
Не говоря ни слова, он протягивает мне маленький наушник, петличный микрофон и пистолет в поясной кобуре. Какое-то время я вожусь с ними: я давно не носила такие штуки. Он почти тянется мне помочь, но вовремя останавливается.
– Ах да, Гомес, – говорю я, когда машина останавливается, – я не буду помогать ему ходить в туалет. Это твоя работа.
Большую часть своей взрослой жизни я пыталась продумать разные варианты конца света.
Все началось с Рейгана. Возможно, виной тому его болезнь Альцгеймера, или, может, он забрел на съемочную площадку фильмов категории Б в пятидесятых во время съемок одной из своих конных опер. Не знаю. Так или иначе, он заявил АНБ, что необходимо иметь особое подразделение, которое будет готово к прибытию инопланетян.
Пока два дня назад не стала реальностью.
Дом двухэтажный, каменный, красивый. Стены горят красным в утреннем солнце. Два фургона припаркованы дальше по улице. Я – бархатная перчатка, они – железный кулак. В них установлены нацеленные на окна лазеры, которые будут улавливать каждый звук.
– Мы рядом, – говорит Гомес мне на ухо, – при малейшем признаке тревоги мы тебя заберем.
– Да уж, – бормочу я.
Я иду по песчаной дорожке, берусь за медный молоток над табличкой с надписью «Д-Р МАРК К. ДЮПРЕ» и слегка бью им в дверь. Минуты через две она открывается.
Дюпре выглядит не так, как я ожидала. Нос крючковатый, кожа – как дубленая шкура, волнистые волосы железного цвета, пронзительные темные глаза под кустистыми белоснежными бровями, которые срослись в одну насмешливую меловую линию. Он сутулится, но у него самые широкие плечи, которые я видела у человека под сотню лет. Одет он в халат.
Он смотрит на меня и издает тихий цокающий звук.
– Вы по поводу смерти или налогов, юная леди? Потому что в такое время я не собираюсь заниматься ни тем ни другим.
– Доктор Дюпре, – говорю я и прочищаю горло, – сэр. Меня зовут Кэтрин Лерой. Я работаю в Агентстве национальной безопасности…
– Значит, не налоги. – Глаза Дюпре слегка расширяются. – Лерой? Любопытно. Я знавал одного Лероя. – На его губах появляется тень грустной улыбки. – Что ж, они еще умеют играть в эти игры, раз присылают ко мне дочь Куколки Лероя.
– Внучку, строго говоря.
Мне не сказали, что он знал моего дедушку. Паршивую овцу в нашей семье, как всегда говорила моя мать. У него даже была бандитская кличка. Что, ради всего святого, связывало его с Дюпре?
Вдруг взгляд Дюпре становится растерянным, он быстро моргает несколько раз, но потом сталь возвращается.
– Да, да, конечно. Ну, они зря теряют время. У меня нет эмоций, на которые легко надавить. Но я старик и теперь провожу время с женщинами реже, чем раньше. Старики мало спят, так что заходите.