Сервантес

«И вот здесь я поневоле должен поведать одну истину и выйти за пределы моей непритязательности: дело состоит в том, что в театрах Мадрида были играны Алжирские нравы, принадлежащие моему перу, а также Разрушение Нумансии и Морское сражение, где я осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти; я показал публике или, точнее, я первый олицетворил таимые в душе мечты и образы и вывел на сцену при восторженных и дружных рукоплесканиях зрителей аллегорические фигуры. В то время я написал комедий двадцать или тридцать, и ни одну из них зрители не потчевали ни огурцами, ни какими-либо другими метательными снарядами, — их представления не сопровождались ни свистом, ни криком, ни перебранкой. Но потом меня отвлекли другие дела, я отложил в сторону перо и комедии, и тогда появился чудо природы — великий Лопе де Вега и стал самодержцем в театральной империи. Он покорил и подчинил своей власти всех комедиантов и наполнил мир своими комедиями, счастливо задуманными, удачно исполненными и составляющими в общей сложности более десяти тысяч листов, и, что самое поразительное, он все их видел на сцене или, по крайней мере, знал, что все они ставились; те же, кто пытался соперничать с ним и разделить его славу — а таких было много, — все вместе не написали и половины того, что написал он один, если не за плодовитость — ибо Господь не всех одарил поровну, — то все же у нас до сих пор чтут доктора Рамона,^{102} кстати сказать, после великого Лопе самого плодовитого нашего автора; ценят у нас и в высшей степени тонкое искусство ведения интриги, коим отличается лиценциат Мигель Санчес,^{103} высокий дух, коим проникнуты творения доктора Мира де Мескуа,^{104} гордости нашего отечества, глубину и богатство мыслей в творениях каноника Таррега,^{105} мягкость и нежность дона Гильена де Кастро,^{106} остроумие Агилара,^{107} пышность, живость, блеск и великолепие комедий Луиса Велеса де Гевара,^{108} изящное дарование дона Антонио де Галарсы,^{109} имя которого ныне у всех на устах, и многообещающие Плутни Амура Гаспара де Авилы,^{110} — все эти авторы и некоторые другие помогли великому Лопе тащить эту огромную махину».

Так Сервантес обрисовал современную ему театральную обстановку в обращении к читателю сборника «Восемь комедий и восемь интермедий», вышедшего в 1615 году, за год до кончины писателя. К этому времени Лопе де Вега уже более двадцати лет властвовал над сердцами испанской театральной публики и действительно «тащил огромную махину» драматургического творчества.

Сервантес говорит о том, что «осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти». Это действительно так. Однако к восьмидесятым годам испанская драматургия вообще отказалась от пятиактного членения текста и перешла к четырем актам. Еще до Сервантеса так поступали и Кристобаль де Вируэс, и Андрес Рей де Артьеда, и Хуан де ла Куэва, а до них еще в 1551 году драматург Франсиско де Авенданьо именно на три действия разделил свою пьесу «Флорисея».

Несколько сомнительно утверждение писателя о том, что «я показал публике или, точнее, я первый олицетворил таимые в душе мечты и образы и вывел на сцену при восторженных и дружных рукоплесканиях зрителей аллегорические фигуры». В пьесах Сервантеса действительно присутствуют аллегорические фигуры, но принадлежит ли ему здесь пальма первенства? Как пишет К. Державин, «то, что Сервантес называет „моральными фигурами“, то есть воплощения страстей и душевных качеств, которые выступают в „Алжирской жизни“, или аллегорические образы „Нумансии“, — все это уже встречается в ряде драм Куэвы. У него появляются образ Войны в виде бога Марса, олицетворенная Слава, ряд мифологических существ, фигуры Королевства, Зависти и Раздора, Разума, реки Бетиса (Гвадалквивир) и т. д. Во „Влюбленных“ Рей де Артьеды изображаются фигуры Воображения и Славы; у Архенсолы в трагедии „Исабелла“ пролог произносится такой же Славой и совпадает по своему содержанию с заключительной речью Славы в „Нумансии“; аллегорический образ Трагедии встречается и у Архенсолы, и у Вируэса». Словом, дорога была уже проторена.

Мигель де Сервантес говорит о двадцати — тридцати написанных им комедиях. Конечно, по сравнению с Лопе де Вега, написавшего около 1500 пьес, это ничтожно мало. Но не пьесы составили его бессмертную славу…

Из этих ранних двадцати — тридцати пьес до нас дошли только «Алжирская жизнь» и «Нумансия», обнаруженные в более поздних копиях в пыли библиотек в 1784 году.

Недавно была «открыта» рукопись «Завоевание Иерусалима Годофре де Бульонам». По мнению ее нашедшего Стефано Арата, существуют весьма веские основания считать ее автором Сервантеса. Однако, на наш взгляд, убедительных доказательств пока тому нет и делать такой вывод преждевременно.