Сертификат происхождения

– В семидесятых годах мы нашли – вернее, это сделали в Штази, тайной полиции Восточной Германии, – собрание документов, спрятанное в подвале одного дома в Берлине, в советском его секторе. Они стали частью секретных архивов Штази, а после падения Берлинской стены были опубликованы, как и тысячи других. Там оказался и дневник, который вел Генрих, младший брат Вальтера Бека, который был слишком молод, чтобы отправиться на войну. Вот его копия.

– На немецком, – сказал Джо Кули. – На английском никто не мог написать?

– Перевод на обратной стороне.

Беки всегда хорошо вели бизнес. После Первой мировой гордым немцам пришлось распродавать семейные наследия, чтобы выживать в условиях ужасающей инфляции. К тридцатым годам в ход пошли не только картины, но и серебряная посуда и ювелирные украшения. С приходом к власти нацистов эта торговля стала еще интенсивнее. Даже евреи продавали Беку свои ценности, и даже после Хрустальной ночи в 1938 году, когда вести дела с ними стало слишком опасно. Отто Бек не обманывал евреев, но понимал, что часто получает выгоду из их уничтожения. В 1940 году, когда уже шла война, его бизнес процветал, как никогда прежде. Офицеры возвращались с фронта с военной добычей, продавая все – картины, гобелены, золото и серебро. Бек платил хорошую цену. К его магазину постоянно подъезжали лимузины членов правительства и высших армейских чинов. У него покупали картины агенты, работавшие лично для Гитлера. Постоянно появлялся Геринг. Отто Бек продавал им то, что они хотели, но в личных беседах посмеивался над вкусами нацистов в области искусства.

– Матисс, Ван Гог, Кандинский, Клее. Боже мой, в его руках скоро будет весь мир, а фюрер предпочитает картины охоты и натюрморты, – говорил он младшему сыну.

Генриха совершенно не интересовали оружие и игры в войну, которыми увлекалось большинство детей его возраста. Он любил картины, проходившие через галерею Беков. Отправился вместе с отцом в Париж в возрасте всего восьми лет, и Отто Бек никак не мог вытащить его из Лувра.

С тех пор как он вырос достаточно, чтобы держать в руке кисть, Генрих каждую свободную минуту посвящал живописи. Он был аккуратен от природы и проявил заметный талант, если не гениальность. Один из сотрудников отца посоветовал ему оттачивать технику живописи, копируя свои любимые картины. Генрих больше всего любил барокко. После полудюжины попыток у него получилась исключительно хорошая копия картины Веласкеса. Лишь благодаря разнице между свежей краской и старой, с кракелюром, трещинами, возникающими с течением времени, лишь самые лучшие реставраторы, работавшие у его отца, были в состоянии отличить копию от оригинала. Если бы не помешала война, Генрих Бек мог бы стать известным художником.

Он в деталях изучил бизнес отца, помогая реставраторам устранять отметины, оставленные на картинах войной. Отпечатки сапог, глубокие царапины, аккуратные дырки от пуль и рваные края холстов, после того, как бесценные картины вырезали из рам армейскими ножами. Безмолвные свидетельства войны, которой он не видел в лицо.

Но затем начались бомбардировки союзной авиации, и война стала ближе. Отто перебрался в подвал – с семьей, картинами и оборудованием. Мастерские были заполнены рамами и холстами под потолок, семья спала в крохотной комнате на койках. Перекрытия гудели и дрожали, когда начиналась бомбежка, но работа не останавливалась.

Клиенты галереи с каждой неделей становились все более нервными, пытаясь создать финансовую основу для бегства, обеспечить новые документы или хотя бы просто выжить. Картины, столовое серебро и деньги рекой текли в галерею Бека в течение зимы 1944/45 годов.

«Война совсем рядом. Наш дом пахнет масляными красками, стряпней матери и страхом», – написал Генрих Бек в дневнике.

Как-то ночью весной 1945 года Генрих, оторвав взгляд от мольберта, увидел стоящего в полумраке человека. И сразу его узнал.

– Вальтер!

Пришел Отто, из другой комнаты, где он работал с бухгалтерскими ведомостями. Последний раз они видели Вальтера еще в начале войны, в 1941 году, когда нацистское командование только собиралось открыть Восточный фронт. Тогда он был в черной форме СС. Сейчас же он был в гражданском.

Исхудавший, с жестким лицом, пахнущий табаком и алкоголем.

– Вальтер? – обратился к сыну Отто. – Ты в порядке?

– У меня есть вещи, которые вы сохраните для меня.

– Куда ты собрался? – спросил сына Отто Бек.

Вальтер ничего не ответил, шагнув в сторону. Вошли двое мужчин с ящиком в руках.

– Я тебе вопрос задал, Вальтер, – раздраженно сказал Отто. Отто был хозяином в доме, а Вальтер – его сыном, эсэсовец он там или кто. – Куда ты…

Вальтер закатил отцу пощечину, такую, что тот упал.

– Козел! – рявкнул он. – Сделай так, чтобы этот ящик хранился в безопасном месте. Ты понял?

Отто был настолько ошеломлен, что не ответил.

– Да, я тебя слышал, – тихо ответил Генрих вместо отца. – Мы о нем позаботимся. Я обещаю.

Вальтер развернулся и пошел вверх по лестнице. Осмелев немного, Генрих пошел следом.