Серпомъ по недостаткамъ

— Так вы же сами и сказали, Егорию Фаддеевичу сказали, околоточному нашему. Вы тут почти в беспамятстве были, так он взял на себя смелость в сумке вашей в кармане бумаги посмотреть. И карточки ваши и нашел, а вы ему и сказали что из Австралии, с Аделаиды значит.

Понятно, с Аделаиды…

С Делькой мы, скажем так, познакомились прошлым летом, на Ишымбае. У нее был небольшой бизнес, копировально-печатный, и я через день к ней катался "печатать красивые отчеты", которые Федоров нефтяным боссам отсылал. Ну и… в общем, узнав, что она у меня первая, сделала и подарила мне "визитки" с надписью "Александр Волков, Мастер — Университет Аделаиды". Сказала, "чтобы помнил и гордился". Я эти визитки в карман сумки и запихал — смешные они. Что же про "университет"… Делька тогда сказала что в Австралии как раз есть такой университет, элитный. Но ее "университет" гораздо элитнее. Помнить и тем более гордиться мне как-то не довелось, а сейчас пачка шелкографических бумажек очень помогла. Правда бумажки эти были как бы "неофициальными", но сама по себе объемная печать на бумаге "Верже" (если я правильно название запомнил) впечатление обеспечивала очень солидное. Да и тисненый золотом герб неплохо смотрелся. Я тогда еще засмущался, что мол такие дорогие — но Делька меня успокоила, сказала что по ошибке местному мэру вместо Россиянского цыпленка-мутанта царского орла забабахала, вот на этих заготовках мне визитки и сделала.

Ну а сейчас с этими визитками я, похоже, неплохо залегендировался:

— Я же к вам с таким вопросом: вероисповедания вы православного или англиканского?

— Ну, вообще-то православного. Только ведь в Австралии с православными церквами дела обстоят неважно, так что многие таинства мне неведомы.

— Я помогу вам, в удобное для вас время приходите, спрашивайте что вас интересует. Я же с прискорбием должен заметить, что не только таинства церковные дворянство наше в заграницах забывает, но и вере изменяет: не в обиду вам, но ведь многие русские дворяне в заграницах перешли кто в католичество, а кто и англиканство.

Так, похоже визитка с золотым орлом меня уже и дворянином сделала? А отец Питирим продолжил:

— Но вы от веры отцов не отреклись, это делает вам честь. И хотя приход наш не из богатых, некоторую помощь до вашей поправки мы оказать сможем. И известим близких ваших о вашей такой задержке. Вы, собственно, куда направлялись и как оказались в наших краях в столь бедственном виде?

И тут я сообразил, что и понятия не имею, что на такой простой вопрос ответить. Видимо, работа мысли (или ее отсутствие) так сильно отразилось на моем лице, что Кирилл Константинович с тревогой спросил:

— Что с вами?

— Со мной? Нет, со мной ничего… только я не помню. — Мысли мои завертелись с утроенной скоростью: — я остался один в Австралии и решил поехать к родне, обратно в Россию, где никогда и не был… Продал все, поплыл… а потом — не помню.

— А кто тут у вас из родни?

— Вроде бы в Петербурге, у меня записано… было. Надо найти бумаги…

— Вы сказали, что "все продали" — и много ли денег у вас с собой было? потому как при вас не то что бумаг — одежи теплой не было.

— Не очень много, тысяч пять — я машинально назвал сумму "аванса", полученную перед выездом.

— Рублей? — с ужасом почему-то воскликнул батюшка.

Поняв, что я ляпнул что-то явно не то, быстро поправился:

— Нет конечно, фунтов…

— Благословенна страна Австралия! — как-то пафосно произнес Кирилл Константинович, а затем, совсем не пафосно и как-то печально продолжил: — боюсь, что бумаг ваших, как и денег, найти нынче не удастся. Сдается мне, что поразившая вас молния жизнь вам спасла, отняв зато память. Вам следует…

Что мне следует — я не узнал. В дверь просочился Дима, что-то шепнул попу, тот поднялся и, глядя на меся с явно читаемым сожалением, быстренько распрощался:

— Извините, Александр Владимирович, мне срочно нужно вас покинуть — душа, мир сей покидающая, об исповеди просит. Я душевно рад, что вы живы и чувствуете себя лучше, и рад бы поговорить еще, но придется отложить. Надеюсь, мы еще встретимся до вашего отъезда…

— Дима, какая молния? Что он тут мне говорил?

— Так это, барин, я уж тебе говорил — да ты видать и это позабыл. Я же в твою сторону и свернул что молния ударила. Гляжу — ты лежишь, а рядом прям — дым, огонь небесный горит… Я-то сам не видел, а по тому, как землемер Федулкин заорал с испугу, так понимаю что молния аккурат в тебя и стукнула…

Понятно, в этот мир я вошел сверкая.

— Только чудная молния была: ее и в Пичуге народ видал, а грома почитай и не было…

Уточним — сверкая, но не грохоча. И — что очень важно — потеряв изрядный кусок памяти. То есть воспоминаний. А теперь — я устал и хочу снова спать. Надо поподробнее обдумать менее сверкающий вариант, потому как есть еще и Егорий Фаддеевич.

Глава 2

Егорий Фаддеевич Епифанов еще раз прочитал написанное: