Серпомъ по недостаткамъ

А детишки в возрасте лет десяти — двенадцати по-моему самые благодарные ученики, все усваивают быстро и — главное — творчески. От моего механического цеха до поля было метров сто, рядом Маша фары для мотоциклов-тракторов делает… Так что по любому подозрительному шуму вспыхивали установленные на каждом углу прожектора, составленные из шести фар, и — если шум издавался не ветром — в сторону источника шума начиналась пальба. За первую неделю вооруженной до зубов охраны детишки палили раз пять, и громкие вопли демонстрировали некоторую действенность соли крупного помола. Но когда ребятишки действительно ошиблись (ну, они мне именно так и сказали) и шарахнули картечью…

Мужику повезло, ему по ногам зацепило, и в больничке царицынской его выходили. Второго (судя по следам) вообще лишь очень сильно напугало — но больше попыток украсть подсолнух не было.

Ну а двадцатого августа началась уборка урожая пшеницы уже на колхозном поле. Исключительно чтобы опробовать "новую технику", я прицепил к трактору ростовскую "пароконную" жатку и "пробежался" с ней по колхозному полю. Через полчаса ко мне в кабину трактора влезла Павла, а еще через полчасика она осталась там одна: трактор спокойно двигался на четвертой передаче (в переводе на "автомобильные" — на первой), управлять им было легко (гидроусилитель руля — великое дело!), а при необходимости трактор и бегом догнать можно…

Двадцатого же августа уборка урожая на пятнадцати десятинах и закончилась, причем закончилась аккурат к обеду. На четвертой передаче трактор ехал со скоростью верст двенадцать в час, а захват у жатки был побольше трех метров, так что убрать пятнадцать гектаров оказалось делом нехитрым. А вот собрать потом валки в копны, а затем перевезти хлеба на ток — на это было потрачено еще пара дней. Сразу после жатвы Павла было заявила, что она теперь сама с трактором управится потому что все освоила:

— Вот эту палку вот так ставить, эту — вот так, на "четыре", на ту штуку наступить и эту пипку повернуть. Теперь наступить на эту штуку, ту потихоньку опустить — и трактор поедет. А куда ему ехать — этим колесом крутить надо, всех-то и делов!

— Отлично, вези меня домой тогда — я прикинул, что бензина в баке хватит еще верст на пять. Ошибся, датчик у меня неточный получился и трактор доехал почти до дома. Но — все же именно "почти".

— Ну а теперь что делать?

— Я не знаю… он сломался совсем? — Павла чуть ли не плакала.

— Нет, пока еще не сломался. В нем бензин закончился, надо его налить.

— А куда налить?

— В трактор, кроме бензина, еще масло машинное наливать надо, воду. За электричеством следить, за температурой мотора — и все это надо делать правильно. А чтобы все делать правильно, нужно довольно долго учиться — назидательно произнес я, наливая из припасенной канистры бензин в бак.

— Ну так учи!

Да, набрал я детишек на свою голову! У меня работали (и учились) их человек сорок, и большинство из них относились ко мне как к старшему товарищу, а вовсе не как к дворянину из второй части родовой книги. Но двое общались со мной вообще запанибрата. Первым был Димка конечно — но я и сам настоял, чтобы он со мной общался не как с "благородием". Ну а вторым человеком как раз была Павла. Потому что она была уже буквально "моей собственностью", но факт сей она воспринимала несколько своеобразно.

По окончании моего первого лета в этом времени я перестал брать плату "за обучение и прокорм" с детишек, и, более того, стал сам платить им мелкую копеечку за работу (сверх того, что кормил их, а так же уже и обувал и одевал). Немного, гривенник в день — но для большинства родителей лишний трояк в месяц, приносимый ребенком, был вовсе не лишний, и никто против работы детей у меня не возражал. Почти никто — шорник, отец Павлы и ее мелкого братца, решил, что за его "великовозрастную" дочь такой суммы явно недостаточно. Скандалить ко мне он приперся явно с сильного похмелья, причем с похмелья безденежного, и заявил, что "за пользование дочерью" я должен платить ему по тридцать рубликов в месяц.

— Да я за тридцать рублей такую девку насовсем куплю — решил посмеяться я.

— Ну и купи совсем, но за тридцать рублей! — неожиданно согласился шорник.

Не знаю, какая муха меня тогда укусила (наверное, вспомнились синяки на физиономиях Павлы и Мишки), но я тут же, взяв шорника за шкирку, направился к старосте и в его присутствии заставил алканавта подписать бумагу о том, что за тридцать рублей наличными он передает мне навеки все родительские права на обоих детей. Ну а поскольку по возрасту "в отцы" Павле я не подходил, она стала меня трактовать как "очень старшего брата". Хорошо еще, что у нее хватало ума демонстрировать такую трактовку исключительно наедине.