Ну, банька – это хорошо. Белье чистое есть, мыло взял. Только того, что "парить" меня эта соседка сама будет, я несколько не ожидал. Впрочем, она же коновалка…
Сначала я представил, что она намажет меня какими-то целебными народными мазями – и все сразу пройдет. Как же, размечтался! Евдокия – как раз эта соседка – довольно долго меня мяла, потом сказала что все кости целы, а синяки и сами пройдут. Просто тут с лечением. Хотя банька от синяков помогает, да и какой-то массажик она мне сделала. Пальцы у нее – как клещи. А сама – да таких на рекламные фотки Освенцима снимать надо.
Для мытья она принесла бадейку с какой-то мутной жижей. Я поинтересовался – оказалось, что это разведенная водой зола, называется "щелок", и ей вместо мыла пользуются. Мыться я этой жижей не рискнул, мыло использовал. А Евдокии после бани новый кусок подарил – на всю жизнь мне всяко моего запаса не хватит, а ей все же приятно. Правда она сразу отнекиваться стала, говорить что барское мыло не пристало простым крестьянкам на себя тратить. Но в конце концов взяла.
Пока я "лечился", к Дмитрию пришел местный околоточный, по мою душу наведался. Высокий дядька в мундире и шинели, с густыми усами и коротко стриженой бородой, он мне напомнил виденный где-то портрет царя Александра II (или III, я их не очень различаю). Сообщил, что по должности обязан расследовать возможный разбой, и под этим предлогом долго и нудно расспрашивал о том, как я тут оказался. Пришел он не сам – Димка еще с рассветом сбегал в местную полицию: во-первых, доложил, что "барин оклемался", да и родившийся вчера вариант с возможным ограблением для него был основанием для привлечения правоохранителей.
Впрочем, дядька этот, Егорий Фаддеевич, занудой был именно по должности. Спрашивал, записывал ответы мои в тетрадочку какую-то. Попросил еще раз – уже "официально" – показать ему визитку. "Допрос" Егорий Фаддеевич "снимал" в доме у Евдокии, куда мы после бани зашли чайку попить: у Димы-то и самовара не было, а мне все же каких-то травок принять следовало. Так что за визитками мне пришлось к Диме бежать. Но когда я принес (сразу всю сумку, как раз и мыло для Евдокии захватил), а он прочитал (или просто осмотрел) карточку, то вопросы у него почти что сразу и закончились. Уточнил, правда, где эта Аделаида находится, и я минут десять рассказывал ему про Австралию всякое. Затем почему-то спросил, шпрехен ли я дойч, на что я честно ответил "найн". Ну а под конец я, отвечая на прямой вопрос, сказал, что к полиции претензий не имею, поскольку ничего не помню и не знаю деталей возможного ограбления. И даже – по просьбе околоточного – ему в этом расписку написал. Заодно, мимоходом, сказал что координаты потенциальной родни были в исчезнувшем бумажнике, так что пока – если Дима не возражает, поживу в его хоть и неказистом, но уютном домике, а там – посмотрим.
Хороший мужик этот Егорий Фаддеевич. Ну а раз я ему "висяк" не устроил, то, надеюсь, и у него ко мне претензий не будет. Я уж попробую сам как-нибудь обустроиться, без помощи полиции. И для начала пойду в трактир и заложу ножик.
Глава 3
Кузька Мохов на жизнь не жаловался, хотя она над Кузькой посмеялась изрядно. Причем начались насмешки эти с самого рождения: поп, то ли спьяну, то ли недовольный размером подношения записал в книгу его именно Кузькой, а не Кузьмой. Это, конечно, мелочь, кто там эти книги читает, но и дальше жизнь не оставляла Кузьку в покое. Сначала невеста Кузькина померла за неделю до свадьбы, потом вторая, к которой он собрался свататься, оказалась на сносях незнамо от кого. Третью же невесту он и присмотреть не успел: в пожар семьдесят девятого года рухнувшая горящая изба так ловко метнула обломок бревна, что левая рука и вовсе работать перестала, а увечному невесту все же нелегко найти.
Так и остался к своим тридцати трем годам Кузька бобылем, но вот одиноким стать не довелось: две сестры Кузькины, сгоревшие на пожаре уже девяносто первого года, оставили брату наследство: двоих мальчонок-одногодков. Никого у них, кроме Кузьки, не осталось: один человек родни лишь у них нынче, да и тот однорукий.
Хотя может судьба с рождения о Кузьке заботилась так изрядно? Привыкший к дразнилкам с раннего детства, он наловчился доказывать превосходство свое не кулаками, а делами. И с людьми ладить научился на диво: много раз Кузька помощь получал от людей там, где другой отделался бы лишь тумаками. Так что сумел Кузька и племянников поднять, и сам не помереть. Не в богатстве и достатке конечно, но с голоду не помирали. И то слава Богу.
Не помирали, но иной раз сколь мало до той грани оставалось. А как в зиму и кобылка последняя околела, приготовился Кузька племянников в люди отдать, а самому помирать: не выкормить далее однорукому пацанят-то. Ещё бы годика два прожила кобылка-то, глядишь – и подросли бы ребята чтобы самим уже земличку пахать, но вот не повезло.
Совсем уж Кузька смирился с грядущим, даже копеечку малую отложил на панихиду по себе, да появился у соседа гость иноземный. Из самой Астралии гость!