Серп Земли. Баллада о вечном древе

Дотянувшись с кровати до окна, Алексей надавил на шпингалет и распахнул одну створку. В комнату потянуло прохладой. По времени пора уже было бы и рассветать.

И как бы в предвестье близкой, неотвратимой зари справа, из густо темнеющего кустарника, раз-другой отчетливо выщелкнул, будто чокающий камушек пустил по невидимому тонкому ледку, соловей. Он словно пробовал, примеривал к ночи голос или дружески представлялся Алексею в желании развлечь, подбодрить его. Через паузу молчания соловей снова щелкнул, свистнул, вывел изящную чечеточную руладу и залился, закатился, перекатывая в горлышке жемчужные камушки, в уже полном упоении от своего собственного, способного на немыслимые коленца голоса.

Темнота и впрямь как бы немного разрядилась, разжижилась от этого трассирующего, бьющего из кустов высвиста, и, прислушиваясь к очень родной, как бы ему лично адресованной песне, Алексей обрадованно приподнялся. «Ну да, он поет точно так же, как там, у нас!» — с разливающимся по всему телу теплом подумал он.

Соловей вдруг умолк. Может быть, он переводил дыхание, а может, придумывал новое, еще более замысловатое коленце, но пауза показалась Алексею неоправданно затяжной. И чем дольше тянулось это словно бы после оборванного голоса молчание, тем тревожнее накапливалась вокруг тишина. Неужели соловей кого испугался?

Так и есть, словно вырастая из застывшей тишины, вдалеке послышались грузные шаги. «Трое, — на слух определил Алексей. — Очередная смена, а старшим наряда сегодня идет Митко. Чудак соловей, не признал своих…»

Где-то совсем близко шаги оборвались. В наступившей тишине опять прозвучали три коротких слитных щелчка, но странно — этот металлический голос оружия не заставил спружиниться, как бывало в наряде, а успокоил. К Алексею подкрадывался сторожкий сон.