Серийные преступления

Похоже на то, что можно было видеть на суде. Только без четок. Точно он пережил нечто такое, в сравнении с чем суд, владеющий его жизнью, всего-навсего скучное принудительное собрание. И можно было бы поверить в неподдельность этого безразличия и к происходящему, и к собственной судьбе, когда бы хоть раз «безразличие» выказало себя неосторожной обмолвкой или безропотным принятием всего, что бы ни говорилось. Нет, включения Олешко в процесс вопреки форме были по содержанию актами осознанной борьбы за себя. У него хватило ума на тактику полупризнаний, хватило воли демонстрировать безучастность…

«Я убил отца, — говорил буднично „Макс“ и пояснял: „Я виновен в его смерти“.» Точно можно подумать, что он удушил отца шарфиком, как тех, кого злой рок столкнул со светлыми «Жигулями». По его логике, самоубийство отца должно было убедить, что ему, «Максу», теперь действительно все равно, что будет с ним самим, — он и так жестоко наказан.

И не вправе, разумеется, отказывать ему в глубоких сильных переживаниях. Но на сопереживание тут он не вправе надеяться. Как и на то, чтобы поверить в его «все равно». Его спросили про лекарство, которое они добавляли своим жертвам в спиртное. Зачем? И он ответил, оживившись на миг: «Мне было интересно, что будет с девушками, и так далее…»

Итак, «Максу» было интересно. «Ишим» добывал средства к существованию.

Определения условны — безусловны общие поступки, совместная деятельность, в которую трое пустились, едва сойдясь на житейской «тусовке».

«Свою преступную деятельность я начал со знакомства с Семко О. М., которое произошло в августе 1989-го в международном молодежном центре „Сибиряк“, где я работал летом грузчиком» — сообщил следствию Олешко («грузчик широкого профиля», по выражению одного из свидетелей).

Отец Ишимова. «С августа 1989-го у сына появился знакомый Олешко, с которым сын учился в школе».

А. Ишимов: «Семко я увидел в первый раз в середине октября 1989-го…»

Осмысленность контактов имела значение ничтожное, сближение шло стремительно, по принципу обнюхивания, по опознанию «своего» неким шестым чувством, не нуждающимся в объяснениях. Их магнитом тянуло друг к другу, трех бездельников, три предприимчивые натуры, алчущие удовольствий.

В июле ли, в августе познакомились Семко и Олешко, но августовским убийством открывается черный список событий, сошедшихся в уголовном деле № 18.

Семко: «Олешко предложил мне — давай проедемся по городу, может, „телок“ снимем. Олешко перешел на заднее сиденье, чтобы „телок“ было удобнее ловить, пусть садятся на переднее».

Олешко: «Зарядили три бутылки „Пепси-колы“ клофелином. У Семко был план осуществить грабеж с использованием клофелина. В тот день этот план не осуществился».

Городская охота на «телок в золоте», возбуждая легкостью добычи, требовала все-таки иногда от охотников некоторых ухищрений.

Ишимов: «Голосовала женщина… посмотрев на нас, отказалась ехать. Я обратил внимание, что на ней было золото. Когда мы отъехали, Семко предложил мне пересесть на заднее сиденье, сказал, что заедет второй раз… Я, сидя, на заднем сиденье, спрятался за водителя… Женщина села…»

Дальше — «разбойное нападение». Поиздевались, «напустили жути», сняли украшения, отобрали деньги, духи, помаду… Где охота, там и убийство…

В преступлении 1 марта участвовали все трое. Каждый вспоминает этот день по-своему.