В 1790 году, бывшу мне по тому же сбору в Санкт-Петербурге, я по совету одного, со мною прилучившегося из Керженских скитов, монаха Паисия вошел с ним вместе из любопытства в Петропавловский собор, что в крепости, посмотреть на Литургию. Стали мы с Паисием вблизи и прямо против Царских врат. По окончании Литургии священник, по обыкновению, осенил людей крестообразно рукою с возглашением: «благословение Господне на вас» и т. д. Тогда, по действу врага рода христианского, нападе на меня страх и ужас и яко стрела вонзися в мое сердце, и я почувствовал нестерпимую тошноту, а в голове боль такую, что даже в глазах потемнело. Не терпя более быть в храме, я в ту же самую минуту, быстро вышедши из церкви, яко изумленный, бежал до Апраксина переулка, где квартировал в доме петербургского купца Никиты Федорова Ямщикова. В этом доме тогда устроена была моленная, старообрядческая часовня «перемазанской» секты, и при ней беглые попы проживали. Там проживали и приезжие монахини из разных старообрядческих монастырей. Я тогда в такое изумление пришел, что встречные люди казались мне точно какие деревья. И когда я пришел в двор дома Ямщикова и когда в покои вошел, все показывалось в глазах моих, яко дым, да и самый дом представлялся мне в ином виде. Встречая там знающих мне людей, я спрашивал:
— Чей это дом? Куда я зашел?
И они таковому вопросу изумлялись и даже смеялись. Потом они спрашивали меня, какая была причина моему изумлению. Я отвечал на это:
— По любопытству моему вошел я в Петропавловский собор во время Литургии, и служащий священник осенил меня рукой, по обыкновению их, херосложно4, и я полагаю, что чрез такое осенение потерял я спасение свое и погиб я душевно навеки.
Херосложное перстосложение старообрядцы толкуют яко бы еретическое предание, да к тому же и яко печать антихристову, почему и крайне опасаются в святую церковь входить и благословение принимать.
Замечания всякого достойно, что монах Паисий, тогда бывший также раскольником «перемазанской» секты, потом оставил оную и присоединился к Святой Церкви, в которой и скончался в добром исповедании в Высоковской пустыни».
Продолжаю вписывать в свой дневник записки почившего иеросхимонаха Иоанна.
«Еще в том же году, бывши в Великом Новгороде, я по совету того же монаха Паисия вошел с ним в собор, называемый Софийский, то есть Премудрости Божией, ради поклонения святым мощам угодников Божиих. И вторительно почувствовал я тогда сатанинскую стрелу, почему и здесь мне показалось яко некая мгла, отчего и пол церковный показался мне якобы неровный, то есть иногда на оном являлись бугры, а иногда — ямы. Опять в мысли мои вошел страх и ужас до того, что я думал, как бы мне не провалиться сквозь землю. От сего и святым мощам я поклонялся с торопливостью и целовал оные с холодным духом.
Обаче после вышепоказанных со мною происшествий, по любопытству частию, а частию по усердию стал я посещать православные монастыри и пустыни, как-то: Николаевский Пешношский монастырь, Берлюковскую, Екатерининскую и другие пустыни, Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, Флорищеву пустынь; был и в достопочтеннейшей Саровской пустыни, и в Санаксарской. Наипаче возвеселила дух мой святая Саровская пустынь, в коей церковное столповое пение отправляется прекрасно и монашеское благочиние исполняется в наистрожайшей степени, какового благочестия в старообрядческих монастырях и скитах мне видеть не приходилось.