Сильнейшее эмоциональное впечатление на слушателей произвело исполнение «Господи, сохрани», где на основе, созданной тенорами, басы вели мелодию в стиле древних песнопений. Всё это было ново в вокально-хоровом искусстве. Особую торжественность песнопение приобрело, когда звук стал постепенно, ступенчато нарастать, а последняя фраза «Господи, сохрани их на многая лета» была пропета в форте-фортиссимо всем хором. По отзывам голландской прессы, это было изумительно.
В Берлин хор прибыл 17 сентября. Несмотря на сложное для немцев время и проигранную Первую мировую войну, город оставался европейской столицей и, кроме того, литературной столицей русской эмиграции. Однако поначалу он принял певцов холодно: лица берлинцев дружелюбия не выражали, все были заняты только своими делами. С утра на улицах можно было увидеть множество красных знамен, потом неожиданно появлялись люди с факелами в руках, а еще позже элегантные мужчины и дамы в нарядных платьях. С правительственных аэропланов то и дело разбрасывали какие-то листовки, но из хористов по-немецки тогда почти никто не говорил и не мог прочитать, что в них написано. А кто говорил, читать не хотел: певцы так устали от революционных потрясений, что даже самый худой мир казался им счастьем.
На концертах в Берлине многие русские эмигранты плакали навзрыд, как дети. А один бывший купец 2-й гильдии, по всей видимости пьяный, бросился в ноги регенту и стал целовать его сапоги. Первый концерт дали перед представителями прессы. Зал был небольшой, приблизительно на 400 человек. Однако успех превзошел все ожидания. Отзывы немецких журналистов во многих столичных газетах и журналах были столь восторженными, что это позволило в ближайшие дни выступить в грандиозном Спорт-Паласе, построенном в берлинском районе Шёнеберг на Потсдамер-штрассе в 1910 году для хоккейных состязаний и бокса и вместившем на концерте казачьего хора около 7 тысяч зрителей.
Жаров вспоминал: «Программа прошла с исключительным успехом. Так нас никогда не встречали! 7000 человек кричали и требовали бесчисленных повторений. Мы бисировали 10 раз. Администрация театра должна была со сцены официально заявить, что концерт окончен. Потушили огни. Мы давно покинули театр, а там всё ещё волновалась и кричала наиболее настойчивая часть публики».
После концерта музыкантов всегда ждали в ресторане хорошо прожаренный шницель с картофелем и кружка отличного баварского пива. На каждом ужине обязательно присутствовал кто-то из русских эмигрантов. Часто бывали немецкие журналисты и деятели культуры. Разговоры вели не столько содержательные и интеллектуально насыщенные, сколько радушные и ностальгически трогательные.
Сентиментальные немки мечтали завести роман с былинными русскими воинами, последними ушедшими с боями из советской России, и, как вспоминал впоследствии солист хора Иван Ассур, отказа им не было…
Многие русские писатели побывали на концертах жаровцев: Андрей Белый, Алексей Ремизов, Николай Минский, Лев Шестов, Алексей Толстой, Борис Зайцев, Илья Эренбург, Николай Бердяев, Игорь Северянин, Федор Степун, Марк Алданов… Всех не перечислить!
По приглашению писателей-соотечественников Жаров с несколькими солистами посетил в Берлине ресторан «Тары-Бары», где каждый вечер стонали балалайки, гитары и домры, а гости пытались постичь загадочную русскую душу, так глубоко исследованную Федором Достоевским. Но немцы, сидевшие и пьющие пиво, ровным счетом ничего не чувствовали. Для них всё вокруг было веселой азиатчиной, Востоком: музыканты в красных сапожках и бархатных шароварах, в вышитых голубыми цветами рубахах с ярко-красными кушаками. Настоящий лубок! Да и само заведение соответствовало своему названию: буквальное значение слова «тары-бары» — «пустые разговоры, болтовня».
Каждый из приглашенных сюда солистов вдруг отчетливо осознал, как ему повезло. Ведь если бы не Сергей Алексеевич, его судьба обязательно сложилась иначе. Газеты писали, что едва не каждую неделю из Шпрее вытаскивали тело какого-нибудь русского эмигранта, покончившего жизнь самоубийством. И оставшиеся в живых понимали, что страшна не сама смерть, а унизительное, нищенское прозябание за границей. А хор делал и свою жизнь, и жизнь многих русских эмигрантов более осмысленной.
После Берлина концерты прошли в Дрездене, Лейпциге, Кёльне, Дюссельдорфе и других городах Германии. Такими насыщенными гастроли стали потому, что Жаров заключил первый полноценный контракт с немецкой фирмой, профессионально занимающейся концертной деятельностью. Эта же фирма организовала выступления хора сначала в Бельгии, а затем в Англии.
Лондон