Увлеченно Сергей Иванович любил поэзию. Здесь ближе всех ему были Пушкин, Тютчев, Баратынский, Фет, позднее Блок. У Пушкина Вавилов особенно выделял сцену битвы из «Полтавы», «Пролог» к «Медному всаднику» и «Пир Петра Великого». У Блока — «Равенну» и «Пролог» к «Возмездию».
Юноша Вавилов знал на память великое множество стихов и великолепно их декламировал. Пожалуй, не всякий профессиональный актер был способен прочитать с такой же силой и выразительностью, как молодой Вавилов, знаменитое тютчевское:
Те, кто помнил юного Вавилова или хотя бы был достаточно с ним знаком позднее и слышал его рассказы о юности, непременно вспоминают об одном удивительном человеке — школьном учителе рисования Иване Евсеевиче Евсееве.
Интеллигентный, образованный человек, Иван Евсеевич не жалел ни сил, ни времени, ни даже собственных средств, чтобы научить своих учеников «видеть» художественные произведения.
С Евсеевым Вавилов и его товарищи объездили много древних русских городов: Новгород, Ярославль, Кострому, Саратов… Были в Крыму. Со школьным учителем рисования первый раз в жизни Вавилов был за границей, в Италии.
Евсеев водил своих воспитанников по музеям и выставкам Москвы и других городов, тщательно все им объяснял, учил мальчиков видеть достоинства и недостатки картин, гравюр, памятников.
Под влиянием Евсеева Сергей, будучи еще в пятом классе училища, организует кружок учащихся, на заседаниях которого подростки стараются разобраться в различных вопросах искусства, литературы и даже философии. Сергей часто выступает в этом кружке сам.
Ценные сведения о молодом Вавилове приводит его товарищ по коммерческому училищу Б. М. Себенцов.
Вот он в актовом зале Усачево-Чернявского института читает доклад-лекцию о киевском Владимирском соборе (после пашей экскурсии в 7-м или 8-м классе), так проникновенно-художественно дает образ васнецовской Богоматери, что «туманная» картина оживает в представлении слушателей.
Вот мы с ним, уже студентами, после посещения Новгорода и Пскова направились в пушкинские места. Железная дорога только до Опочки, а дальше верст 50–60 до Святых Гор, пешком или на почтовых. Двинулись бодро пешком под собственное безголосое пение, особенно помню марши из «Фауста» и «Кармен»…
Экскурсии по Волге после окончания коммерческого училища с И. Е. Евсеевым. Мы в Саратове где каким-то вечером попали на представление Вл. Дурова с его зверями. Как заразительно заливался смехом Сережа, когда Дуров вывел поросят с запечатанными хвостами и объяснением: «Хвостов (нижегородский губернатор) про хвост (звучало, как прохвост) не велел говорить».
Вспоминается, как Сережа сердился на Ив. Евс., что он много в Саратове, на улице, пьет в киосках воды. Так же, как и на меня за границей негодовал, что много ем хлеба.
А заграница, особенно Италия, — это сплошное ликование молодости перед природой и искусством!
…Вот какими крепкими узами воспоминаний я связан с моим дорогим другом!»
Глава 1. Студенчество
И вот коммерческое училище закончено. Круг интересов Сергея Вавилова как будто определился. Осенью 1909 года, выдержав успешно дополнительный экзамен по латинскому языку, он поступает на первый курс физико-математического факультета Московского университета.
Когда Вавилов с трепетом переступил впервые порог старейшего и славнейшего университета страны, он был поражен атмосферой царившей там духовной свободы и товарищества, связывающего студентов и их преподавателей.
Потом он понял, откуда эта атмосфера. В известном смысле она явилась следствием той недолговременной победы, которую одержала русская интеллигенция в 1905 году. Напуганное размахом революции, проникшей и в стены высших учебных заведений (в Московском университете, например, впервые за всю его историю в аудиториях на сходках встретились студенты и рабочие), царское правительство было вынуждено восстановить так называемую автономию высшей школы. Она заключалась в праве университетов самим выбирать свое руководство: ректоров, проректоров, деканов и так далее. Свободно избранным коллегиям вверялось сохранение порядка в стенах высшего учебного заведения. Когда-то, а именно до вступления на престол Александра III, подобная автономия в Московском университете существовала. «Москва жила своей жизнью, — писал Владимир Гиляровский, — а университет — своею». Устав 1884 года уничтожил университетскую автономию. И вот она вводилась снова…