Сережик

Мама сразу вставила, что они только-только приехали из Африки, и им бабуля писала, что Наташа влюбилась в Левона. «Это так романтично, что я заплакала, когда узнала», – закатывала глаза мама. Но, глянув на моего жующего отца, решила не продолжать. И просто сказала, что она рада, что у Левона такие интеллигентные родственники. Это такая редкость в наше время.

Я устал. Деда все не было и не было. Я решил, не знаю почему, шмыгнуть под стол. Там меня никто не видел. А я видел ноги, каблуки, брюки, Левины джинсы. И мое внимание привлекли до блеска начищенные туфли дяди Гриши, который толкал очередной тост.

Я подождал, когда он сядет, подполз к нему поближе, распустил ему шнурки и связал их в общий узел. Потом опять выполз к маме как ни в чем не бывало. У нас, у детей, была еще одна традиция. На всех посиделках в бокалы для минеральной воды мы подливали себе водку. Ну как «мы»… так делал Наташин брат, Рубик. Они пили ее, и никто из взрослых не понимал, что это водка. Я же, естественно, пока не пил, но решил налить водку в мамин бокал с «джермуком». Надо было ведь чем-нибудь заняться. Мы продолжали сидеть и выслушивать, как красиво говорит отец Левона-жениха, дядя Гриша. Он рассказывал о своей работе, как важно быть архитектором. Мама все вставляла про Африку. Папа, как всегда, молчал или жевал, и только когда мать пихала его локтем, он издавал одобрительные звуки.

Тосты кончались. Уже никто не вставал с места, чтобы что-то добавить. И вдруг раздался звонок в дверь. Все радостно сказали: ну наконец! Это уж точно дед Айк!

Дядя Гриша встал, точнее, попытался встать из-за стола, чтобы встретить старейшину рода, и тут же с грохотом упал назад на стул. Все испугались, он сразу посмотрел на меня, а я спрятался за папу, который продолжал жевать. Дядя Гриша ничего не сказал, но, кажется, все понял.

Люди не успели оценить ситуацию, потому что в этот момент вошел дед Айк и объявил:

– Наташа, внучка моя! Поздравляю тебя, я принес тебе музыку!

Гости обрадовались, а наши напряглись. Дед был пьян вдрызг.

Из-за его спины показался маленький человечек с аккордеоном. Дед Айк вытащил из-под кого-то стул и усадил своего друга.

Все ждали, что будет. Музыкант растянул аккордеон до пола. Он заиграл и запел с важным видом:

– Справа горы, слева горы, посреди Кавказ, там армяне зажигали свой армянский джаз. Ара вай, вай…

Не могу описать, что произошло с невестой. Она выбежала из комнаты, за ней побежал Левон-жених, сняв очки Джона Леннона.

Гости, оглядываясь друг на друга, начали хлопать в такт, а наши опустили лица в тарелки. Только папа продолжал жевать. Мне было весело. Дед пустился в пляс. Он пел «Эх, раз, еще раз…», хотя играла совсем другая музыка. Потом стал приглашать гостей танцевать вместе с ним. Бабуля Лиза рухнула на диван и сказала:

– Господи Иисусе, где он так нахрюкался?

Тетя Джуля держалась за голову, не боясь испортить фонтанчик из буклей, наши выбежали в коридор почти все, кроме отца, который спокойно жевал. Дед тянул гостей за рукава и плясал. Аккордеонист перешел на еще более жесткий народный фольклор. И пошла-поехала фронтовая «На речке, на речке, на том бережочке мыла Маруся белые ножки!»

Я понял, что это уже не смешно, и тоже вышел в коридор. Там Наташа билась в истерике, она просила угомонить деда и увести аккордеониста. Мама ее успокаивала. В зале бушевал дед Айк, гости с каменными лицами хлопали и плясать не собирались.

Дед орал:

– А ну-ка, встали все и пляшите! Свадьба же!

Все наши посмотрели на бабулю Лизу. Правда, все впечатление уже было испорчено, но надо же было что-то делать. Бабуля, схватив деда за рукав, торпедировала его в коридор. Потом сказала ему, чтобы он взял своего друга и чтобы ноги их обоих здесь больше не было!

Дед Айк сразу протрезвел. Он оглядел собравшихся родственников. Наташа лежала на кровати лицом вниз, ее утешал Левон-жених. Было тихо, только тикали часы на стене.

Дед сказал:

– Почему вы не рады? Ведь моя Наташа сватается. Почему?

Аккордеонист заметил, что все родственники Айка куда-то исчезли, кроме моего отца. Свернул свой аккордеон и вышел к нам в коридор.

– Пошли, Айк-джан. Нам тут не рады.

Дед посмотрел на нас и сказал:

– Нелюди.

Они ушли. Мне было грустно, я заплакал. В коридор вышел отец Левона-жениха дядя Гриша с развязанными шнурками. И сказал:

– Зря вы обидели старика. Он хотел как лучше.

Бабуля вытерла слезы и сказала:

– Он же не пил после войны! Что случилось с ним?

Все вернулись за стол уже с плохим настроением. Папа жевал. Отец Левона-жениха дядя Гриша поднял бокал:

– Давайте выпьем за деда Айка. Он очень добрый.

С этим никто не мог не согласиться, все заулыбались. И выпили за него. Мама тоже выпила водку, потом взяла стакан с «джермуком» и запила ее, как оказалось, опять водкой. У нее скривилось лицо, и она выкрикнула:

– Какая гадость!

Папа проглотил кусок и спросил:

– Какая гадость?

Это были единственные слова, которые он проронил за вечер.

Чистый герой