Серенада Жеваного Уха

Хотя Джек Спрэгг свернул с тропы, он умудрился оставить за собой такой след, по которому за ним смог бы пройти даже слепой. У парня была приличная фора, да только его лошадка обеим нашим даже в подметки не годилась, а потому довольно скоро мы нашли в густых зарослях у подножия Кугуарьей горы то место, где Джек привязал свою кобылу. Мы привязали своих лошадок рядом и начали пробираться сквозь заросли дальше, уже на своих двоих. Вскоре мы увидели Джека. Он карабкался по склону по направлению к скальному выступу, на котором росло одинокое старое дерево. Один здоровенный сук этого дерева далеко выступал за край обрыва и, как я тут же сказал Биллу, замечательно подходил для устройства небольшой уютной виселицы.

Но Билл слишком торопился, чтобы по достоинству оценить прекрасный горный пейзаж.

– Парень доберется до того козырька раньше, чем мы успеем добраться до него! – пыхтя, ответил он. – Что будем делать?

– Подстрелим его в левую заднюю ногу, – находчиво предложил я.

– Нет, черт возьми! – пробурчал Глентон. – Тогда он сорвется и расшибется насмерть! А если мы за ним погонимся в открытую – он прибавит ходу, заберется на выступ и успеет повеситься раньте, чем мы его скрутим. Послушай! Видишь вон там, западнее козырька, густой кустарник? Зайди с той стороны и постарайся незаметно подползти поближе, а я, наоборот, выйду на открытое место, чтобы привлечь к себе внимание. Пока я буду развлекать дуралея разговорами, ты подкрадешься к нему сзади и сцапаешь голубчика!

Ну значит, отступил я в заросли и, пригнувшись, побежал вдоль склона. Уже перед тем как нырнуть в гущу кустарника, я оглянулся. Джек как раз добрался до козырька и теперь усердно привязывал свою риату на тот самый, выступавший над обрывом, сук. Дальше мне стало не до него, потому что ветки кустарника переплелись так тесно и были так густо утыканы длиннющими шипами, что пробираться сквозь них оказалось потруднее, чем продраться сквозь громадный клубок самозабвенно сражающихся мартовских котов. Все же, извиваясь червем, я преодолел изрядное расстояние, как вдруг до меня донесся крик Билла:

– Эй, Джек! Остановись! Не делай этого, ты, олух царя небесного!

– Отвали! – раздался ответный вопль. – Оставь меня в покое! Не приближайся, или буду стрелять! У нас – свободная страна! И у меня есть полное право повеситься, раз уж мне так захотелось!

– Проклятый болван! – орал Билл. – Спускайся вниз, и мы вместе придумаем что-нибудь еще более идиотское! Только, боюсь, что это невозможно!

– Моя жизнь кончена! – продолжал настаивать на своем Джек. – Моя пламенная любовь предана поруганию! Отныне я, как иссохшая перекати-голова, – тьфу, черт! я хотел сказать, как увядшее перекати-поле, – ухожу, дабы Вечным Жидом кувыркаться в песках времен! Знак Зорро, нулевое тавро, проставленное раскаленной Судьбой на моем боку, полыхает адским пламенем, дотла сжигая пепел моей души! Я ухожу, дабы…

К моему огромному сожалению, мне так и не удалось узнать во всех подробностях, куда и зачем собирался уходить Джек. На самом интересном месте я вдруг наступил на нечто мягкое, это нечто душераздирающе взвыло и чертовски острыми зубами вцепилось в мою ногу.

А ведь некоторые глупцы имеют наглость утверждать, что я невезучий! Вранье! Чем же еще, кроме моего особого везения, можно объяснить, что проклятый кугуар из всех этих дерьмовых колючих зарослей, сколько их есть на Верхнем Гумбольте, выбрал для своей сиесты именно здешние? И конечно же, никто другой, кроме меня, ни за что не сумел бы так ловко на него наступить!

Оно бы и наплевать, поскольку еще не родился тот кугуар, который смог бы устоять против Элкинса в открытом честном бою. Плохо было другое: лучший способ разделаться с ним (речь, разумеется, идет о кугуаре, поскольку способов разделаться с Элкинсом просто-напросто не существует) состоит в том, чтобы хорошенько врезать ему промеж ушей, пока он еще не успел как следует в вас вцепиться. Но кусты были такими густыми, что я не мог разглядеть чертову кошку, а проклятые шипы оказались такими острыми, что мне не удалось толком повернуться и достойно встретить ее, когда она нападала. Поэтому прежде, чем я приноровился, кугуар успел несколько раз броситься на меня, погружая в мое тело свои когти и клыки, а затем снова укрывался в кустах.

Вдобавок это оказался не простой кугуар, а сам Полковник: самый большой, самый старый и самый подлый кот на всем Верхнем Гумбольте. То место, где мы с ним сцепились, было названо Кугуарьей Горой как раз в его честь. Наглость Полковника простиралась так далеко, что он не боялся самого Кэпа Кидда, а ведь тот сызмальства слыл грозой всего кошачьего племени.

В общем, прежде чем мне удалось как следует ухватить старину Полковника за шею, паразит успел превратить в клочья почти всю мою одежду, а заодно на славу располосовал мне когтями кожу. Подлая тварь настолько вывела меня из себя, что сцапав поганую кошку, я перехватил ее за хвост и начал крутить над головой, выкосив вокруг себя все колючие кусты ровно на семнадцать с половиной футов.