Несмотря на ранний час, распятое тело уже облепили стервятники. Они сидели на земле, на горизонтальной перекладине, даже на плечах трупа. Плешивые грифы злобно отгоняли от добычи своих сородичей, а вороны пытались вырвать на лету кусок мяса. В небе, расправив огромные крылья, парили орлы, готовясь присоединиться к трапезе.
Теперь уже все взгляды были прикованы к застывшему на морозе трупу. Мертвец уронил голову на грудь и обвис на толстых веревках, притянувших его руки к перекладине; ноги были прибиты к столбу длинными железными гвоздями. Все знали, кто это: молодой легионер из когорты Ишкана, которого два дня назад поймали за кражей хлеба из печи. Сначала его проволокли перед выстроенным на интерваллуме легионом, избивая палками, пока туника несчастного не превратилась в лохмотья, а спина — в кровавое месиво. После этого преступника заставили голым, в одной набедренной повязке, тащить свой крест от форта до уединенной развилки дорог. Присутствовать при казни отрядили по десять человек от каждой когорты. К тому времени, когда все добрались до этого отдаленного места, содранные о камни босые ноги преступника посинели от холода. Но мороз не помог притупить боль от гвоздей, которые вбивали в них.
Ромул хорошо помнил тонкие пронзительные крики несчастного.
На лицах других легионеров он видел выражение такого же тщетного негодования, какое испытывал и он сам. Лишь Новий и его компания втихомолку посмеивались, прикрывая рты ладонями.
Толстяк Дарий, старший центурион, возглавлявший отряд, почувствовал настроение своих людей и приказал прибавить шагу. Лишний раз подгонять легионеров не потребовалось. Объевшиеся грифы почти не боялись людей и отлетали на несколько шагов в сторону, только если воины подходили к ним совсем близко. Некоторые даже ленились взлетать, а лишь отбегали, словно куры. Среди зимы отыскивать еду было непросто, и птицы не желали покидать устроенный для них пиршественный стол до тех пор, пока на кресте не останется дочиста ободранный скелет.
Ромул не мог оторвать взгляд от замороженного трупа. Нетронутым остался лишь пах, защищенный набедренной повязкой. Пустые глазницы уставились в небытие, на щеках, груди и руках чернели дыры, сделанные жадными клювами. Рот умершего был раскрыт в последней безмолвной гримасе боли и ужаса. С бедер, где у человека самые крупные мышцы, свисали клочья несъеденной плоти. Даже ступни были обглоданы: вероятно, какой-нибудь хитрый шакал дотянулся до трупа, встав на задние лапы. Был ли этот человек еще жив, когда на него начали садиться стервятники? Ощущал ли он боль, когда звериные челюсти смыкались, дробя окоченевшие пальцы его ног?
Зрелище было отвратительным, но властно притягивало к себе внимание молодого воина.
Ромул несколько раз моргнул.
Он ощущал что-то еще кроме ужаса.
На протяжении минувших недель у него было достаточно времени, для того чтобы изучать воздушные потоки и движение облаков над фортом. Ромул скрупулезно запоминал каждую увиденную птицу, следил за снегопадами и за тем, как на реке, протекавшей мимо форта, образовывался лед. Из общения с Тарквинием он вынес уверенность, что буквально все может оказаться важным и предоставить какую-то информацию. Впрочем, он видел мало такого, что могло бы иметь смысл, и это удручало его. Но, следуя наставлениям гаруспика, юноша в конце концов научился довольно точно предсказывать погоду. Конечно, это было интересно, однако Ромулу хотелось не только узнавать, когда налетит следующая буря, но и предугадывать более серьезные события. Но к своей великой досаде, он не видел ничего такого, что говорило бы о Тарквинии, Пакоре или Новии и других ветеранах. Ничего полезного.
А что, если ему теперь представится такая возможность?
Ромул всмотрелся в труп.
И перед его глазами вдруг с потрясающей ясностью появился Рим. Внезапно он почувствовал самую настоящую связь с Италией, как будто жестокая казнь на кресте явилась своеобразной жертвой. Неужели то же самое бывало с гаруспиком, когда он убивал кур или коз? На Ромула впервые снизошло настоящее прозрение.
Ему представился хорошо знакомый Римский Форум: здание Сената, базилики, незабываемые храмы и статуи богов. Обычно здесь торговали, давали в рост деньги и объявляли о решениях суда. Обычно, но не сегодня. Ромул нахмурился: в увиденное было трудно поверить. Там, в самом сердце города, происходил бунт. Прямо перед Сенатом люди рубили и резали друг друга. Вооруженные убивали безоружных. Повсюду валялись окровавленные, искалеченные тела. Еще удивительнее ему показалось, что многие из дерущихся были похожи на гладиаторов. Ромул совершенно растерялся, его разум отказывался принять такое. Как могла столица величайшего в мире государства опуститься до хаоса? Может быть, рассудок сыграл с ним злую шутку? Может быть, он уже сходит с ума? Никогда еще стремление попасть домой не было у него настолько сильным, и никогда еще такая будущность не казалась ему столь маловероятной.
Громадная ручища хлопнула Ромула по спине, заставив вернуться к действительности.