Серебряный орел

Развести костер они не рискнули. Вечер выдался очень теплым, а готовить на ужин было нечего. К тому же пламя могло привлечь чье-нибудь внимание, а они этого вовсе не хотели.

Тарквиний вызвался дежурить первым.

Ромул с благодарностью согласился и уснул, как только закрыл глаза. Ему снился Рим.

Проснувшись ночью от холода, Ромул нисколько не удивился, обнаружив Тарквиния бодрствующим. Светлая полоска вдоль восточного горизонта извещала о том, что рассвет уже близок. Друг позволил ему проспать всю ночь. Чувствуя себя виноватым, Ромул собрался было что-то сказать, но сдержался. Гаруспик смотрел на восток и, похоже, не заметил, что его спутник проснулся. Тарквиний сидел, молитвенно сложив руки, и походил сейчас на статую, изваянную каким-нибудь знаменитым скульптором.

— Прости меня, могущественный Тиния, — шептал он. — Прости за то, что я сделал.

Услышав имя главы этрусских богов, Ромул насторожился и прислушался. Римляне называли этого бога Юпитером.

Потом Тарквиний долго сидел безмолвно и неподвижно, вглядываясь в постепенно гаснувшие бесчисленные звезды. Лишь его губы шевелились в беззвучной молитве.

Завороженный происходившим, Ромул лежал не двигаясь, напрягая все силы, чтобы сдержать дрожь.

— Великий Митра, прими мое покаяние, — пробормотал Тарквиний. — Я думал, что поступаю так, как надо. Если я ошибался, то покарай меня по воле своей.

Ромул был не на шутку заинтригован. Что имел в виду его друг? Связана ли эта молитва с их странствиями? На то, чтобы добраться до Африки, потребовалось почти четыре года, но молодой солдат не мог придумать ничего такого, что позволило бы оказаться здесь раньше. У него и в мыслях не было злиться на гаруспика из-за потерянного времени, поскольку без его помощи и бесценного перипла Ромул вообще не смог бы попасть сюда. На протяжении многих лет мудрость друга, его наставления и пророческий дар были для Ромула тем же, что рулевое весло для корабля.

Или дело касалось чего-то совсем другого?

В мозгу Ромула забрезжило какое-то неясное воспоминание, но, к своему великому разочарованию, он так и не смог ухватить его и вытащить на свет. Тут холод наконец-то пронял его, и он зябко поежился.

Поведение Тарквиния сразу изменилось, он вновь стал самим собой — спокойным и непроницаемым.

Ромул решил рискнуть.

— О чем ты говорил?

— Молился, только и всего.

По лицу гаруспика ничего нельзя было прочесть.

— Нет, не только.

Тарквиний промолчал. Внезапный приступ страха перехватил горло Ромула.

— Фабиола? Ты видел ее?

— Нет, — твердо сказал Тарквиний.

— Точно?

— Клянусь.

Так и не избавившись от подозрений, Ромул вглядывался в лицо друга.

По кромке ближайших дюн пробежали тонкие оранжевые лучи восходящего солнца. Сразу потеплело, и настроение обоих друзей улучшилось. Без одеял в холодную ночь трудно было отдохнуть по-настоящему. Но они знали: вскоре станет тепло. Вернее, убийственно жарко. В этот день им необходимо раздобыть пищу. На одной воде нельзя не только совершить далекий переход, но и просто выжить.

Тут-то оно и случилось. Ромул так и не сообразил, почему вдруг вспомнил об одной реплике, которую Тарквиний бросил мимоходом без малого семь лет тому назад.

— Тебя ведь что-то заставило сбежать из Италии, — сказал он мягко. — Ты никогда не говорил об этом. Может быть, расскажешь, что случилось тогда?

В темных глазах Тарквиния мелькнуло изумление, и Ромул понял, что попал в точку.

— Я не могу, — с явной неохотой проговорил гаруспик. — Пока еще не могу.

— Почему? Ты чувствуешь себя виноватым?

Ромула пронзило острое чувство близости к серьезной разгадке.

— И это тоже, — признался Тарквиний. — Да и время еще не подошло.

— А оно когда-нибудь подойдет? — уже сердито спросил Ромул.

— Скоро.

Их разговор перебил какой-то странный рев. Они удивленно переглянулись. Звуки доносились издалека, но сразу стало ясно, что кто-то трубит в рог.

А рог не трубит без трубача.

И бежать им некуда.

Оставался единственный выход — попробовать спрятаться. Дернув Тарквиния за руку, Ромул подполз к краю впадины. Довольно долго они ничего не видели и молча ждали; после прерванного разговора оба испытывали некоторую неловкость. Время тянулось медленно, вскоре совсем рассвело. Приближавшийся с юга шум становился все громче и громче. Среди звуков рогов и барабанов можно было уловить людские голоса, но слов разобрать не удавалось.

И наконец из-за гребня ближайшего холма вылетела свора мчавшихся со всех ног собак. А за ними следовало множество людей. Они растянулись длинной цепью и на бегу колотили в барабаны и дули в рога, стараясь произвести как можно больше шума.

— Это же охота! — воскликнул Ромул.

Тарквиний прищурился и промолчал.