Идея выехать из города вместе с графом Морисом была превосходной. В качестве главного поставщика граф должен был вести переговоры с руководителями франков о закупках ими продовольствия и фуража.
Эдмунд направил коня в узкую, мощенную булыжником улицу. Медленно проезжая в сгустившихся сумерках мимо домов зажиточных купцов, он думал о Розамунде. В последние дни она была такой озабоченной и хмурой. Может, сестра разделяла чувство стыда, охватившее брата? Не верила в успех миссии Герта? Почему Розамунда отклонила второе, еще более настойчивое приглашение Дрого из Четраро? Брат вспомнил свой разговор с сестрой.
– На третий раз, – улыбнулась Розамунда, аккуратно подшивая кожаный назатыльник подшлемника брата, – я, быть может, выполню желание этого неукротимого ломбардца…
– Если ты станешь ему потакать, дорогая сестра, он снова начнет приставать к тебе со своими домогательствами, – сказал Эдмунд. – Этот горячий парень вполне заслуживает прозвище Дикий Вепрь.
Вепрь? Эдмунд снова вспомнил предостережение юродивого. Как он тогда сказал? «Льва и Орла Леопарду не стоит опасаться. Но Вепрь и Соловей приближают его погибель». Мог ли Гидеон из Тарсуса действительно предвидеть будущее? Чепуха! Полнейшая чепуха. И все же он упоминал Вепря, который, конечно, мог стать причиной его гибели под стенами Сан-Северино.
Граф проезжал мимо какого-то тупика, когда оттуда донеслись беспорядочный топот ног, грубая брань и знакомые скрежещущие звуки ударов клинка о клинок. Направив коня в тупичок, бывший граф Аренделский увидел высокого молодого человека, облаченного в белые с красной окантовкой одеяния византийского патриция, на которого наседали шесть или восемь наемников. Совершенно пьяные, они замахивались на него дубинками и кинжалами, в то время как тонкий меч отбивавшегося юноши мелькал с поразительной быстротой.
– На помощь! – позвал молодой византиец, медленно отступая к дверному проему.
Эдмунд без колебаний выхватил меч и ринулся в тупик. Граф навис над длинноволосым парнем в желто-голубом плаще так быстро, что тот еще не успел осознать опасность. Нападавшие неожиданно быстро развернулись, готовые во всеоружии встретить Эдмунда. Клинок Эдмунда опустился, и граф увидел ярко-красную струю, хлынувшую из шеи северянина. Однако в тот же миг один из наемников прыгнул ему на спину и буквально вырвал его из седла. Поднявшись кое-как на ноги, Эдмунд ударил ближайшего врага. Граф уже готовился нанести третий удар по беснующимся фигурам в крылатых шлемах, когда почувствовал пронизывающую боль в правом боку. Следующий удар дубинкой по стальной шапочке, которую он носил под остроконечной шляпой из окрашенной в голубое кожи, заставил графа зашататься.
Словно пораженный ударом ножа бык, англо-норманн рухнул на колени, перевернулся и без сознания завалился на грязную мостовую тупика…
Глава 8 НА УЛИЦЕ КРЫЛАТОГО БЫКА
Розамунда де Монтгомери вытянула длинные ноги на жестких парчовых подушках носилок, укрепленных на лошадях. Прислушиваясь к резким уличным крикам и хлопанью бича, прокладывавшего путь носилкам в толпе, она с раздражением пожалела, что в Византии не принято, чтобы женщина благородного происхождения ездила верхом.
Напротив Розамунды на подушках съежилась маленькая Хлоя. Пытаясь держаться прямо в раскачивающихся носилках, она крепко уцепилась за петлю для рук.
За последние несколько дней во внешнем облике бывшей уличной девчонки произошли разительные перемены. За короткое время истощенная фигурка Хлои Крозо заметно округлилась. На ее заостренном личике появились даже признаки румянца. Ее волосы, когда их вымыли в пятый раз, приняли красивый каштановый цвет.
Хозяйка и ее служанка вынужденно объяснялись на упрощенном греческом языке с отдельными англо-саксонскими словами, которых девочка знала уже немало – несомненно благодаря Герту и охранникам-саксонцам Деспоины.
Последние три дня Розамунда боролась с возрастающим чувством неясного беспокойства. Ее тревожили продолжительные отлучки ее брата из дворца Бардас, хотя он просто выезжал с целью помочь наладить снабжение последователей Готфрида Бульонского.
Лотарингцы, бароны с мрачными лицами, праздношатающиеся сержанты и ратники стальным потоком хлынули на древние римские дороги. Крестоносцы говорили на разных языках, большинство из которых казалось норманнам отвратительным на слух и, конечно, совершенно непонятным. Надменные и нетерпеливые, они были преисполнены фанатичного стремления незамедлительно атаковать ненавистных неверных. Многие из этих грубых и невежественных сеньоров, очевидно, не имели ни малейшего представления о расстояниях, которые им предстояло преодолеть. Поэтому они тащили с собой соколов, охотничьих собак и даже жен с детьми. Последние, естественно, во время столь длительного и утомительного путешествия постоянно болели, худели и теряли силы.