Серебряное яблоко

  Не успел Тристан сказать и слова, как Таяна уже бежала к озеру. Насколько же безропотная и искренняя детская любовь. Козлоногий и сам приблизился к озеру.

— Здравствуй, — поприветствовал он Феликса.

— Привет, — король едва подвёл глаза, приветствуя Тристана. Вблизи он выглядел ещё хуже, чем издали. У него было отсутствующее выражение лица, кажется, он лишь на секунду отвлекся на приветствие и снова ушел в свои мысли.

  Таяна и Эдмунд со звонким хохотом гонялись друг за другом вокруг озера и после нескольких кругов убежали в сторону храма. Тристан, молча, смотрел на двух уток плавающих в озере, они что-то не поделили и махали друг на друга крыльями. Тристан почему-то  не мог уйти, как не мог и  первым начать разговор, не зная, уместен ли он здесь вообще.

— Я неважно выгляжу, верно?— обратился к нему вдруг король.

 Тристан даже вздрогнул от неожиданности, но при этом почувствовал такое облегчение. Теперь он понял, как сильно хочет поговорить с Феликсом.

— Тебе пора остановиться. Ты и так много сделал, ты вылечил всех, восстановил большинство земли. Этого достаточно. Но зачем доводить себя до смерти?

— Я ещё не всё сделал: ты ещё не исцелен, нужно закрыть дыру в наш мир.

— Я же говорил тебе, что останусь со своими копытами. И ты засадил достаточно полей для всеобщего пропитания, хотя бы отдохни какое-то время.

— Я не могу отдыхать, Тристан.

— Ты столько лет не делал этих глобальных вещей. Почему сейчас ты хочешь сделать все за считанные месяцы? Тебе нужна передышка!

— В том-то и дело, я потратил слишком много времени зря, теперь мне нужно успеть. Сейчас я как никогда понимаю, что уже нет времени на отступление,— он пронзительно посмотрел на Тристана, — хоть бы только успеть.

  В этот момент Тристан осознал, что смотрит сейчас в глаза поистине великого человека. И дело тут вовсе не в сверхсилах, а именно в его силе духа, внутренней силе. Как мало людей вообще видят в нем именно человека? Тристан не раз замечал обеспокоенные взгляды жителей деревни  вслед Феликсу. Они недоумевали, считали, что для него всегда и все возможно, тогда почему он так плох?

— Что ты сейчас чувствуешь?— такой вопрос Феликсу, наверное, никогда не задавали.

— Я чувствую бессилие.

— Я имел ввиду, не физически, а морально, что ты чувствуешь.

— А я и отвечаю тебе о том, что у меня в душе. Бессилие от того, что я не в силах изменить то, что хотел бы изменить.

— Но ты так много сделал для Айронвуда. Многие и не подозревали, что твои силы так огромны.

— А я говорю и не об Айронвуде. Знаешь, наверное, я так рьяно бросился здесь все усовершенствовать, не из-за чувства вины за своего отца и не потому что это мой родной мир. Нет. Потому что здесь я Могу всё исправить. Но существуют миры, где не могу. Где я бессилен.

— Ты говоришь о мире Джейн?

— Не только о нем. В Канзанополисе все люди имели силы, все были сыты и имели все, что хотели, но, тем не менее, они ссорились, не могли что-то поделить. Ведь мой отец оттуда даже сбежал. А мир Джейн... — он вздохнул.— Там действительно существует много ужасных и диких вещей. Они так привыкли жить среди всего этого. И, наверное, это самое страшное, то, что они считают это нормальным.

— Вряд ли они считают это нормальным. Просто они знают, что многое не в силах изменить. И этот закон действует во всех мирах. Мы все знаем это с самого рождения. Это у тебя есть великие силы и для тебя всегда все было возможным, ты просто только сейчас пришёл к мыслям, о которых мы знаем уже давно. Если бы здесь рядом с нами не было тебя, мы бы тоже не смогли ничего изменить.

— Если бы здесь не было меня, моего Отца, вам бы и не нужно было что-то менять.

— Это не так. Пусть у нас была бы зелень, пусть у меня, могли быть человеческие ноги, но все мы по-прежнему не понимали бы друг друга, не ценили то, что имеем, да, в конце концов, нашли, в чем найти изъяны. Наверное, так устроены люди. Но ты помог нам увидеть, что мы можем быть другими. Идти на уступки для чужого блага, понимать чужие мысли. Ты не бессилен.

— Ты спрашивал, вернусь ли я к Джейн... Да, пожалуй, это невозможно с учётом того, сколько сил я потратил и сколько всего мне ещё нужно сделать. Но знаешь, даже если бы это было возможно... я не знаю смог ли бы я там жить. Да, эти полгода, что я пробыл там, были неплохи, я отдыхал, я жил жизнью обычного человека, не имеющего сил. Но каждый день, слыша о каких-то страшных событиях, я просто знал, что я там временно и они меня не касаются, но что бы было, если бы это было постоянным... У моего друга Рассела заболела дочь, у нее была высокая температура. Да, ты не понимаешь о чем я, но это выглядело ужасно, ей было плохо, ее родители метались по дому, в итоге приехал лекарь, который ввел ей лекарство какой-то иглой в тело. И на следующее утро Рассел, видя мой ужас, успокоил меня, что это вполне обычная и нестрашная болезнь. Он думал, что успокоил, но когда он говорил, мое сердце сжалось от боли. Значит – это нестрашная, обычная? А как тогда выглядит страшная?

 Тристан замер, его сердце в этот миг  заледенело от услышанного. Феликс продолжал: