Сердцу не прикажешь

Никогда прежде он не чувствовал такой полной гармонии между ними, когда все, что делалось и говорилось, еще больше сближало их, наполняя восторгом и счастьем.

Все, что касалось Элизабет, было не только волнующим для Малколма, но и необыкновенно важным. Он мгновенно чувствовал ее появление в комнате, а когда она уходила, ее образ, ощущение ее присутствия и ее обаяние еще долго оставались с ним.

В этой комнате все напоминало о ней — множество цветов и то, как они расставлены в вазах, как разложены подушки на диване, игра света, еда, оставленная для голубей на подоконниках, подбор книг на полках вдоль стены.

Эта красивая комната была полна радости и света... Малколм понимал, что Элизабет принадлежит к тем редким, светлым личностям, которые на всех, с кем они общаются, невольно оставляют свой отблеск.

Днем Элизабет была одета так, как в их первую встречу в горах, — в белый свитер и короткую юбку для прогулок. Однако к ужину она вышла в изящном платье из сапфирово-голубого бархата, которое простотой и строгостью линий могло посоперничать с монашеским одеянием. Цвет его еще сильнее подчеркивал нежность ее кожи и мягкий блеск белокурых волос.

Увидев ее в вечернем наряде, Малколм с особой остротой осознал, как она хрупка; лишь сильный дух, подобно спасительному огоньку, позволяет ей так храбро держаться.

Худенькая, с почти прозрачной кожей, Элизабет светилась радостью и той внутренней красотой, которой так щедро была одарена и не могла не отдавать другим.

В эти несколько часов Малколм очень много узнал об Элизабет. Узнал он и то, как любят ее все, кто общается с ней, и это не удивило его.

В маленькой горной деревушке ее знал каждый житель, и многие делились с ней своими радостями и печалями. И всем она отдавала частицу себя, и они уходили успокоенные и, даже не ведая того, духовно обогащенные.

Малколму была очевидна та огромная роль, которую играла Элизабет в жизни своего брата. Брат и сестра Керчнер не были богаты, но это мало беспокоило их, ибо запросы их были скромны и их вполне удовлетворяло то, что они имели.

Лишь когда Элизабет захворала, встревоженный и напуганный Иван стал думать об их финансовом положении и с облегчением понял в последние два года, что способен не только зарабатывать деньги, но даже откладывать их на черный день. По совету знающего человека он купил эту маленькую виллу в горах на юге Франции.

Это был их первый настоящий дом, они любили его и, с гордостью показывая Малколму свои владения, напоминали недавно поселившихся здесь молодоженов. Казалось, что здесь, вдали от мира, в горах, брат и сестра были несказанно счастливы.

Малколм, чувствуя руку Элизабет в своей руке, думал о необычайных поворотах, какими богата жизнь.

Месяц назад, когда по ночам его сломленный дух тщетно молился о том, чтобы поскорее покинуть бренное тело, мог ли он мечтать или поверить, что с ним произойдет то, что произошло?

Он знал, что полюбил Элизабет, что мог смотреть на ее бледный профиль совсем рядом и любоваться тем, как, подняв личико, она слушает музыку.

Малколм не торопился сказать ей о своей любви, ему, казалось, даже не приходило это в голову. Он был просто счастлив каждым таким мгновением, как это, и не решался говорить о чувствах с той, которая так щедро одаряла любовью и вниманием каждого, кто оказывался с ней рядом.

Знать Элизабет и не любить ее было невозможно. И в то же время Малколм понимал, что его любовь к ней совсем иная, чем та, которую он знал раньше. Он познал чувство огромное и прекрасное.

В его прежних отношениях с женщинами были свои приливы и отливы, но это была скорее страсть. Теперь, когда он устал, утратил все иллюзии и реальность пугала его, к нему пришло и поглотило целиком чувство, доселе ему неведомое и настолько чудесное, что он даже не осмеливался ни проявить его, ни заговорить о нем. От его тепла растаял лед, сковавший сердце, и Малколм мог сравнить себя с человеком, греющимся у благодатного огня после долгого ледового плена.

Он почти не слышал звуков музыки, не узнавал мелодию, которую исполнял Иван, ибо душой улетел куда-то ввысь и был счастлив, как никогда, ничто другое уже не имело значения.

На какое-то мгновение он почувствовал себя единым целым с этой ночью, мерцающим далеко внизу морем, со звездным небом над ним и мягким шепотом ветерка в листьях мимоз.

Да, он ощутил себя на мгновение частью всего этого, частью Элизабет, и той музыки, которая лилась из окна, и частью всего огромного мира.

Позднее Иван присоединился к ним и сел, скрестив ноги, на камни террасы. Он смотрел на Малколма и Элизабет, больше похожий на растрепанного мальчишку, чем на знаменитого композитора. Он поддразнивал сестру и шутил с Малколмом, а когда он ушел, Малколм позавидовал их с Элизабет дружбе и полному пониманию.

Их расставание было просто невозможно представить. Элизабет и ее брат были частью друг друга и вместе с тем искренне расположены к Малколму и откровенно рады его приходу. Поэтому ему и в голову не приходило, что его любовь к Элизабет может показаться им нежеланным вторжением.