Сочетание вина и Малкольма. Мужчины, рядом с которым я лишаюсь сил.
— Я проиграла. А теперь я засыпаю.
Я пока что не собиралась. Но я согрелась и расслабилась, а его присутствие сделало меня сверхчувствительной: его теплое дыхание касается моего лба, его мускулистое сильное бедро так близко к моему... его покатое плечо почти касается моего.
— Мы так играли с Джиной... кто первый уснет, тот проиграл. Спорю, ты никогда не проигрываешь... — бормочу я.
Повисает многозначительная тишина. А потом, прямо у моего уха, звучит его голос, посылая мурашки вдоль позвоночника:
— Не люблю проигрывать.
Улыбнувшись я с трудом поднимаюсь, когда он берет меня за руку, помогая встать.
— Иди сюда. Здесь кровать, которая только тебя и ждет.
— Ух ты. Ты можешь позволить себе кровать.
— Ага. Хочешь, научу тебя, как ею пользоваться? — дразнится он.
— Я использую кровати для сна... а для чего они тебе, я не знаю.
— Знаешь.
Он отводит меня к постели и помогает лечь. Сквозь сон я наблюдаю, как он идет в ванную в поисках зубной щетки.
Он все еще в рубашке, умывается, зачерпывая воду большими руками, проводя ими по квадратной челюсти, засовывая щетку в рот, действуя быстро и уверено. Выключив свет, он выходит, я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем снова открыть их.
Он ложится поверх покрывала, а я лежу укрывшись. Медленно он кладет телефон в сторону, сгибает руку, ложась на нее, разглядывая меня с нечитаемым выражением на лице. Я смущенно улыбаюсь.
Он так красив, расслабленно лежа в своей рубашке и брюках на этой большой белой постели. Мне хочется немного подразнить его. Хочется увидеть его улыбку еще и еще раз.
— Уверен, что одного винного погреба хватит, чтобы напоить всех твоих миньонов из «М4»?
Я чувствую, как внутри начинают порхать бабочки, когда вижу улыбку на его губах, он качает головой, проводя рукой по волосам.
— Слышала, что ежегодные посиделки в «М4» - серьезное событие. Уже знаешь, с кем пойдешь?
— С другом.
— Оу. Друг по постели? — я многозначительно поднимаю брови, добавляя игриво. — Кто-то, кого ты учишь, как пользоваться постелью?
Он смотрит на меня.
Его бровь медленно ползет вверх.
— Ты и правда хочешь об этом поговорить?
И вновь выражение его лица сменяется с игриво-флиртующего на серьезное.
Он застал меня врасплох, я поворачиваюсь, ложась на спину и вздыхаю.
— Я... нет.
Черт.
Зачем я об этом спросила?
Долгое время Сент молчит.
А потом...
— Ты скучала по мне?
Всматриваясь в мое лицо, он поворачивается на свою сторону постели и рубашка на его груди вот-вот разорвется от натяжения на мощных мускулах. Затем он наклоняется ближе к моему уху и говорит:
— Ты хоть иногда думаешь обо мне, вопреки своим желаниям... ты нуждаешься во мне... ты все еще чувствуешь меня?
— Я чувствую тебя всюду.
Он кладет ладонь на мое горло, неплотно обхватывая его горячей, огромной ладонью, обездвиживая на месте нежным прикосновением.
Минуты проходят, а он так и лежит, прижавшись лбом к моему виску, губами к моему уху, а его ладонь на моем горле, будто он владеет мной.
— Я не могу дышать, когда ты рядом, но и жить без тебя я тоже не могу, — говорю я еле слышно, тяжело дыша. Он зажмуривается и прижимается лбом еще сильнее, мы молчим.
Так и лежим, его сильное и мускулистое тело прижимается ко мне, едва дышащей, ослабевшей и разгоряченной. Так и лежим, будто сломленные, и нет больше в мире клея, способного собрать нас заново, как бы мне этого ни хотелось... но и разойтись мы не можем, будто что-то иное, а вовсе не клей, удерживает нас вместе.
Целая вечность уходит, прежде чем я засыпаю.
Мне бы стоило уйти домой, но я не хочу. Я в аду, но не хочу уходить, если он в этом аду со мной. Я так чувствительна, что любой звук будит меня, каждое движение в постели. Даже малейшая потеря тепла от того, что он подвинул ногу, заставляет меня проснуться и придвинуться ближе к теплу, к плоти рядом со мной... но отдавшись сну, я теряю контроль.
Я расстегиваю его брюки и покрываю его поцелуями, прокладывая влажную дорожку вниз по рельефному прессу, пока, с неутолимой жаждой, пальцами вонзаюсь в мускулы его груди. Пока, наконец-то, с трепетом, не обхватываю рукой его твердую длину. Я вожу рукой вниз и вверх по его члену, накрывая его губами, целуя его там, в его сосредоточии мужественности. Я занимаюсь с ним любовью своим ртом, потому что хочу заклеймить его. Сделать его своим. Почувствовать его. Любить его, и чтобы он любил меня.
Он поднимает мой подбородок.
— Посмотри на меня, — его голос хриплый, грубый от возбуждения.
Я не отрываю глаз от насыщенно-зеленой бури в его взгляде. В моих же глазах он видит что-то такое, что ему явно нравится, потому что он не хочет, чтобы я отводила взгляд. Моргнув я смотрю на него, проводя языком вдоль его твердой, напряженной длины. Головка его члена такая толстая, набухшая, темно-розовая, такая же красивая, как и весь член, который сейчас пульсирует из-за меня. А у меня между ног пульсирует из-за него.
Я всхлипываю, заглушая звук его плотью, стону его имя.
— Малкольм.
Он поднимает мою голову и притягивает к себе, прижимаясь губами к моим в нежном поцелуе.