Сердце зимы

Хани узнала голос. Узнала бы двже, будь он тише подземного ручья, дальше звезд в небе.

«Талах?» – спросила мысленно, боясь услышать ответ.

«Отвези меня в Берол, Белая сьера, – услышала ответ. Спокойный, неживой, лишенный всяких оттенков, как серое марево, заполонившее тьму вокруг. – Положи под стенами храма Скальда, чтобы я смог стать твоим вечным защитником».

Она открыла глаза.

– Нет, – ответила в полный голос.

И повторяла снова и снова, пока горло не охрипло от крика.

Чьи-то руки подхватили ее, понесли прочь с поля боя. Она не противилась.

Не нашлось в глазах слез, не нашлось в сердце слов, чтобы проститься. Хотелось забыться, закрыть глаза и с раскинутыми руками беззащитно встречать темноту. Так и сделала. Только теперь в темноте стало слишком людно. Крики, стоны, плач, мольбы донести последние слова. Духи умерших сразу набросились на своего единственного проводника. Их голоса слились в единую реку, сошлись неумолимым потоком и накатили, сминая.

– Не трогайте меня, уходите, все, – просила северянка, отчаянно стараясь вырваться из крепких рук того, кто уносил ее все дальше от могильника, в который превратилось место поутихшего сражения.

– Молчи, девочка, во имя богов Эзершата – молчи, – раздалось над головой.

Берн. От него пахло кровью и смертью.

Голоса не умолкали. Они требовали, перекрикивали друг друга, как голодные дети вокруг матери с одним сухарем.

«Я не слышу вас», – как заклинание повторяла Хани.

Почему они не замолкнут навеки, не покинут ее голову?

В стенаниях призраков слова Талаха растворились без остатка. Северянка силилась вспомнить, как пропустила миг, когда он нуждался в помощи. Почему не была рядом, когда смерть заморозила его синие, как морозное небо, глаза?

– Как она? Цела?

Среди шумящих духов звонкий голос Миары показался спасительной нитью, за которую северянка с облегчением ухватилась. Таремская красавица оказалась рядом, стоило Берну опустил Хани на ноги.

– Ты в порядке? – беспокоилась Миара, и северянка поздно поняла, что вся с головы до ног измазана в крови и черной скверне шарашей.

– Наверное. – Она не чувствовала собственного тела, руки и ноги онемели, и в животе свила гнездо тяжелая хладная змея.

– Вот и молодец, – Миара как-то неумело потрепала ее по голове. Она не скрывала, что улыбается из последних сил. – Надеюсь, Белая сьера не рассердится за такую вольность, и мне не отрубят руки по самые плечи.

Хани осмотрелась: рядом топтался врачеватель, весь ссутуленный, будто под тяжкой ношей, позади него, в кругу воинов, слышался голос Арэна – хриплый и надтреснутый. Еще ей показалось, что она видела Раша, но ее новый кетельгард будто нарочно исчез, как только оказался в поле ее зрения.

– Ты обещала показать мне карг, девочка, – напомнила таремка, изящным движением поправила взлохмаченные кудри и, увидев пристальный взгляд, переспросила: – Что такое?

Началась суматоха. Вожди и воины спешили отдать павшим дань уважения и почтить их имена молитвами. Хани отрешенно наблюдала за скорбью, не в силах думать ни о чем, кроме заледенелых рук шамаи. Спасибо Скальду, что дал время рвать глотку в беззвучном крике. Потом, когда придет время предать тела мертвых воинов ритуальному огню, она поднесет факел и поминальной песней проводит защитников Севера в Мертвое царство.

Она не сумела долго лежать. Что-то заставило подняться, даже несмотря на чудовищную усталость. Ей пытались помешать – пара Мудрых, что занимались врачеванием ран воинов, подоспели с увещеваниями оставить попытки подняться. Хани не услышала их слов, отстранилась и молча ушла. Потом долго блуждала на поле брани. Со странной холодностью всматривалась в мертвые лица, разглядывала изувеченные тела молодых и стариков. Небо разродилось колючим холодным дождем. Может, это сам Скальд горюет о своих павших детях?

Она искала шамаи. Бродила, не видя пути и пугая стервятников, уже вовсю пирующих на телах. Только когда наткнулась на низкий злой рык, сморгнула пелену и увидала Эрика. Тот по-прежнему был в зверином обличье, весь лохматый и иссеченный ранами. Хани шагнула к нему, но зверь предупреждающе зарычал, ощетинился. Шерсть на его загривке встала дыбом.

Позади волка лежал Талах. Смотрел ввысь, сложив губы в горькую полуулыбку. Даже после смерти шамаи отчаянно стремился в небо, при жизни ставшее ему вторым домом.

Хани мелко задрожала, шагнула вперед. Волк снова зарычал, теперь злее и тише, припал к земле – того и гляди прыгнет. Она не реагировала, отмела прочь всякий страх. Страх остался там, за спиной, с самым первым шарашем, которому она разрубила голову.

Кажется, волк прыгнул. Северянка не сразу поняла, как оказалась на земле, придавленная чьим-то коленом.

– Так я и знал, что никакой ты не волк, – голос принадлежал Рашу.

Кетельгард тронул ее за плечо, потянул, безмолвно предлагая подняться. В другой его руке Хани заметила лезвие – короткое и волнистое, будто змея. Волк стоял в стороне: широко расставил лапы и скалил зубы, всем видом показывая, что готов разорвать и чужака, и ее саму. Всякого, кому хватит смелости сунуться к телу его брата.