Сердце зимы

– Здесь не место для разговоров, – мягким тоном сказала Карелле, обращаясь к Айз Седай, и убрала под шаль выбившуюся ярко-рыжую прядку. Ростом не уступавшая многим мужчинам, она всегда была мягкой. Для Хранительницы Мудрости, разумеется. Это означало, что она сначала предупредит, а уж потом откусит тебе нос. – Идите к лошадям.

И, коротко присев в реверансе, обе невысокие женщины поспешно забрались в седла, словно бы и не были Айз Седай. Для Хранительниц Мудрости они таковыми и не были. Перрин подумал, что никогда не привыкнет к этому. Даже если, как кажется, для Масури и Сеонид подобное в порядке вещей.

Вздохнув, Перрин запрыгнул в седло Трудяги; Хранительницы Мудрости уже последовали примеру своих учениц Айз Седай. Застоявшийся жеребец заплясал, но Перрин приструнил его, сжав бока коленями и крепко взявшись за поводья. Айилки сидели в седлах по-прежнему неумело, хотя уже несколько недель ехали верхом; их тяжелые юбки задрались выше колен, открыв простые шерстяные чулки. Они были совершенно согласны с мнением Айз Седай в отношении Масимы, и таково же было решение Хранительниц Мудрости в лагере. Неплохое затевается варево – попробуй тут донеси его до Кайриэна, того гляди, ошпаришься.

Грейди и Айрам уже сидели верхом, и Перрин не сумел различить их запахи среди прочих. Да и не было в том особой нужды. Он всегда считал, что с виду Грейди, несмотря на черный мундир с серебряным мечом на вороте, походит на фермера, но только не сейчас. Неподвижно, как статуя, застыв в седле, коренастый Аша’ман мрачно взирал на охранников с видом человека, выбирающего место для первого надреза. А потом – для второго, третьего и сколько еще будет нужно. Айрам перебирал поводья, ядовито-зеленый плащ Лудильщика трепал ветер, над плечом торчала рукоять меча – на его лице было написано такое возбуждение, что у Перрина упало сердце. В Масиме Айрам увидел человека, отдавшего жизнь, сердце и душу Возрожденному Дракону. По мнению Айрама, Дракон Возрожденный стоял совсем рядом с Перрином и Фэйли.

Ты не сделал пареньку никакой милости, говорил Илайас Перрину. Из-за тебя он утратил то, во что верил, и теперь ему приходится верить лишь в тебя и в этот меч. Этого слишком мало для любого человека. Илайас знал Айрама, когда тот еще был Лудильщиком, еще до того, как Айрам взял в руку меч.

Варево, которое для кого-то станет ядом.

Охранники смотрели на Перрина с любопытством, и расступились они, лишь повинуясь чьему-то окрику из окна дома. И расступились совсем немного – только-только всадникам проехать цепочкой. Непросто добраться до Пророка без его разрешения. Покинуть его без разрешения – невозможно.

Оказавшись подальше от Масимы и его охранников, Перрин пустил коня быстрым шагом, насколько позволяли запруженные людьми улицы. Не так давно Абила была крупным, процветающим городом, с каменными рынками, четырехэтажными, крытыми шифером зданиями. Меньше городок не стал, но груды булыжников и бревен отмечали места разрушенных домов и гостиниц. В Абиле не осталось ни одной гостиницы, ни одного дома, где замешкались бы с провозглашением славы лорду Дракону Возрожденному. Масима не миндальничал с теми, кто вызывал у него хотя бы малейшее недовольство.

В толпе попадалось немного тех, кто, судя по обличью, жил в городке: серый народец в столь же серой одежке; они в большинстве своем испуганно жались по сторонам улиц. Детей видно не было. Как, впрочем, и собак – по всей вероятности, голод тут если и не хозяйничал, то обосновался прочно. И едва не на каждом углу встречались группки вооруженных мужчин, с решительным видом шлепавших по грязи, по щиколотку утопая в том, что вчера вечером было снегом. Где по двадцать, где по пятнадцать человек, они отталкивали с дороги замешкавшихся, даже воловьи упряжки их объезжали. На одной улице не меньше сотни. А во всем городке – наверняка тысячи. Пусть воинство Масимы сброд, но сброд многочисленный. Благодарение Свету, что Масима согласился взять с собой только сотню. Целый час споров потребовался на то, что убедить его в этом. В конце концов сыграло свою роль то, что Масима, хоть и наотрез отказался Перемещаться, но до Ранда желал добраться поскорее. Лошадей у его последователей было маловато, а пешие очень замедлили бы передвижение. Лишь бы к ночи он прибыл в лагерь Перрина.